Драма в кукольном доме

«Погода подлая, день темный, сырой и мокрой тряпкой лежит на душе». – Прочитав эту фразу, Амалия машинально бросила взгляд в окно, за которым, однако же, не обнаружилось ничего подобного. Поезд бежал по рельсам, мимо телеграфных столбов, полей, деревьев, одетых весенней зеленью и умытых утренним дождем. Во всем ощущалось дыхание весны, и даже отблески солнечных лучей в лужах сверкали, как расплавленное золото. Мелькали деревушки, шлагбаумы, крестьяне с телегами, птицы на телеграфных проводах, снова поля, снова деревья – и неожиданно, откуда ни возьмись, появился большой белый заяц. Он мчался вдоль насыпи, взмывая над низкой травой, потом скакнул куда-то вбок и пропал из виду. Может быть, состав своим грохотом встревожил и спугнул его, а может быть, заяц направлялся куда-то по своим заячьим делам, и его совершенно не интересовали поезд и его пассажиры, в числе которых находилась и Амалия Корф.

– Станция Сиверская! – объявил кондуктор, проходя по вагону. – Следующая станция – Сиверская… – Остановившись возле Амалии, он наклонился и с улыбкой добавил: – Барышня, ваша остановка.

Та, к кому он обращался, захлопнула книгу, испытывая смесь противоречивых ощущений – не чувств, а именно ощущений. С одной стороны, приятно, когда тебя называют барышней, с другой – обидно, что люди настолько невнимательны, и даже обручальное кольцо на твоем пальце неспособно подсказать им, кто ты есть. Вспомнив о кольце, Амалия поглядела на него не без удовольствия. Ей нравилось ощущать его на пальце, нравилось чувствовать себя замужней дамой; впрочем, сейчас ей нравилось почти все, включая даже затянутый и не слишком интересный роман, который она захватила с собой в дорогу. Ее внутреннее небо было таким же безмятежным, как и то, что простиралось за окном, хотя справедливости ради надо отметить, что на последнем еще можно было заметить не то дымку, не то клочья недавних облаков, тающие в лучах солнца.

– Станция Сиверская!

Поезд Петербурго-Варшавской железной дороги подкатил к платформе, локомотив профыркал свое обычное «пшш, хшш, фшш» и встал, лязгнув колесами. Дачный сезон еще не был открыт, и на станции сошло всего несколько человек, считая и баронессу Корф. Амалии хватило одного взгляда, чтобы окинуть скромное деревянное здание вокзала, скучающего на перроне жандарма и двух-трех встречающих, ни один из которых не подошел к ней. Локомотив меж тем зашаркал колесами, выплюнул облако пара, сипло свистнул на прощание и укатил, волоча за собой вереницу разномастных вагонов.