Делай, как я!

Лица солдата Димка не видел.

Но уже в тот момент, когда только возникла в бинокле эта бегущая фигура, когда рядом с Димкой кто-то прокричал: "Прекратить огонь! На стрельбище люди!" – Димка уже знал: это Лебедев.

Понадобилось еще некоторое время, чтобы команда дошла до огневого рубежа, автоматы продолжали стрелять, и за эти несколько секунд солдат там, на склоне холма, добежал до двух маленьких фигурок, толкнул их на землю и сам упал рядом с ними…

Димка оторвал глаза от бинокля.

Он увидел отца, который бежал к вышке, увидел молоденького лейтенанта, командира взвода, который бежал от вышки, услышал, как последний раз коротко стукнула и оборвалась автоматная очередь.

Солдаты, которые еще минуту назад спокойно сидели в тени вышки, вскочили и взволнованно переговаривались между собой.

Все смотрели в ту сторону, где кончалось стрельбище, где в траве, не поднимая головы, лежал Лебедев…

Лебедев был первым солдатом, с которым познакомился Димка.

Два месяца назад Димка с матерью приехали сюда, к отцу, и поселились в трехэтажном кирпичном доме на самом краю военного городка. Этот дом сразу понравился Димке, потому что не имел обычного городского адреса, а назывался ДОС № 3, что в переводе на нормальный язык означало "дом офицерского состава". Прямо возле дома были вкопаны турник и брусья – пожалуйста, подходи, занимайся, укрепляй свои мускулы, а сразу за забором начинался лес.

Утром, когда Димка завтракал, вдруг где-то совсем рядом заиграл оркестр и тут же затих, а кто-то хором прокричал: "Ра-ра-ра!" Оказывается, это солдаты здоровались с командиром полка.

В тот же день Димка обежал весь военный городок и очень быстро успел убедиться, что всюду, где поинтереснее, стоят часовые. Чуть только подойдешь поближе, сразу: "Принять правее! Принять левее!" Суровая серьезность часовых понравилась Димке. А может быть, просто у него было такое настроение, что все ему нравилось. Радовался оттого, что опять они будут жить вместе с папой.

Заглянул Димка и в казарму. Обычно, когда мама сердилась, она говорила: "Не топай, здесь тебе не казарма…" – это Димке. Или: "Привык у себя в казарме…" – это отцу. "Не превращайте дом в казарму…" – это отцу и Димке, обоим. Хуже, ругательнее слова, чем "казарма", у нее, пожалуй, и не было.