Грязная лохматая девица с осунувшимся замученным лицом смотрела на меня с поверхности воды в чане. Кожа обветренная, волосы слиплись — всё в ней жалко, кроме горящих яростью глаз. Она — зверь в клетке.
Это я.
Мои руки с грязными ногтями ударили о водную гладь и отражение пропало. Я выгляжу явно не для продажи, но в целом удовлетворительно для вселяющей ужас рабы рынка Омара Халифы.
Смочив кусок ткани в воде, выжала и приложила к раненным стопам. Никто не услышал мой сдавленный рык — я удержала его с большим трудом, зажмурив глаза от боли, но зато гордость не пострадала.
Медленно открыла глаза навстречу слепящему солнцу, которое любопытно заглядывало в мою темницу сквозь решетку на окне. Я сидела на соломенном матрасе и в промежутках между злостью на человечество пыталась найти способ как же выжить или достойно сдохнуть.
А вот и вариант…
Сытый мохнатый паук величиной с кулак медленно перебирал ленивыми лапками, двигая к моей темнице. Красный с бурыми ворсинками — таких в моём мире не бывает, а вот в мире магии пруд пруди. Доподлинно знаю, что его яд убивает мгновенно, ведь видела своими глазами такую смерть одной из рабынь, когда ещё жила со всеми остальными рабами в другой более комфортной части здешней тюрьмы. Там, к слову, не было так жарко и душно, пол отделан деревом, а не камнем, как у меня в карцере. Днём там прохладно, да и после захода солнца вполне терпимо, в то время как сейчас мне достались условия просто невыносимые: днём адово пекло, ночью жуткие сквозняки и колючий холод. Если поднимается песчаная буря — я узнаю первой, откашливая содержимое пустыни из дыхательных путей — хоть песочные замки строй!
Я не из тех, кто, при маниакальной жажде пожалеть себя в припадке вскидывает руки к небу, чтобы поплакаться всем святым о своей печальной судьбе. Но даже если б хотела так сделать — не смогла бы, ведь и сказать-то нечего. Я — человек без прошлого. Не помню свой адрес, город, семью, когда родилась и где училась, но навыки всего изученного остались. Не помню, как оказалась на рынке рабов, но знаю, что сама стёрла эти воспоминания, чтобы спрятать от опасности то доброе и вечное, что осталось в прошлом. От тюремщиков, не по делу болтающих и перетирающих все слухи, узнала, что хозяин этой богадельни подобрал меня бездыханную у берега моря, пленил и привёз к себе на рынок, чтобы выгодно продать.
Продажа не удалась. В отличие от покорных рабынь Омара Халифы, которые рады отдаться кому угодно, лишь бы покинуть этот адов закуток, я пыталась сбежать. На торги меня выставляли не раз и не два, цена росла неимоверно, в итоге меня готовы были купить за шесть сотен золотых драхмов, но Омар приберёг меня для конкретного господина и просто набивал цену. В тот миг он впервые пренебрёг мерами безопасности и приблизился ко мне, играя на публику, и я прямо на торгах заточенным камнем отрезала этому толстому гаду его сальное ухо. Надо сказать, продажа тоже в мои планы не входила — убила бы нерадивого хозяина до сделки или себе горло порезала б — всё так заманчиво!
