Мне больно — значит, я жива,
И, значит, всё ещё дышу.
Пускай в душе моей зима —
Я никому не расскажу.
Мне больно — значит, сердце есть,
И, значит, есть чему болеть.
Всем тем, кто мучил, одна месть:
Я всё смогу преодолеть.
Крутанувшись вокруг себя и игриво взмахнув пышными юбками, эрра Вайолет Хайдсток (или просто Вайли, как звали её домашние) капризно надула розовые губки и тут же удовлетворённо улыбнулась себе любимой. Отражение в зеркале в полный рост показывало красивую, словно фарфоровая статуэтка, нежную блондинку с томным взглядом ярко-голубых глаз… и где-то на заднем фоне, совсем не вписываясь, маячила я. С тем самым невольным ироничным выражением на не столь совершенных чертах, которое мама называла “природной шалопаистостью”. Подобный сценарий повторялся каждые полчаса, поэтому я точно знала, какой вопрос сейчас прозвучит.
— Как я выгляжу? — Невесомыми касаниями поправляя высокую причёску, спросила эрра, пока я безуспешно пыталась подавить зевок.
Черт возьми, меня уже раздражает предсказуемость. Казалось бы, посреди всех треволнений, обрушившихся на мою семью, подобное вообще никак не должно волновать, но… нервы, что тут скажешь. Я в последнее время то сверхчувствительна, как беременная с токсикозом, то не в самый подходящий момент впадаю в прострацию.
— Превосходно! — Заученно отозвалась, выдав преувеличенно широкую улыбку. — Эррт Рохан снова упадёт к вашим ногам.
“Так же, как к ногам всех девушек чуть симпатичнее обезьяны” — добавила про себя.
Однако внутреннее чувство справедливости вдруг зашевелилось в спячке и нашептало, что я лгу самой себе: старший сын графа Рохана был предметом многих девичьих грёз, известным повесой, но благородные эрры и простые алли сами летели к нему, как мотыльки на огонь.
И я…
Мотнув головой, отогнала лишние мысли и воспоминания, позволяя искреннему и взаимному отвращению сожрать глас разума и честности. Сожрало, к слову, даже не подавившись.
— А платье? Мне кажется, тут катастрофически не хватает кружев. — Вайли прикладывала к платью различные кружева, которые были явно лишними, потому что наряд сам по себе был слегка аляповатым и приторным — она в нём походила на пироженку с туго перетянутой талией и крыльями-опахалами ресниц. Эрра вообще обожала перебарщивать в одежде с пышностью юбок, с оборками, кружевами, бантиками и прочей ерундой, которая хороша не всегда и в меру. Этот “детский” стиль портил её красоту, а ведь она при желании и хотя бы толике фаннтазии могла бы перевоплотиться в роковую красавицу, каковой себя считала, или в нежную, но обладающую вкусом фиалку, но в итоге так и оставалась пироженкой, несмотря на поразтельно стройную фигурку. Однако это не моё дело, моё дело — улыбаться и кивать, что являлось единственным способом спокойно сосуществовать с Вайли столько времени.
