Всадник в белом был мрачен, как грозовое небо над его головой. Конь прядал ушами и раздувал ноздри, словно чувствуя приближение опасности; но тот, кто вышел из зарослей на поляну, опасным не выглядел. При нём не было даже оружия. А у всадника оно было: c пояса свисали ножны чёрной кожи с золотым тиснением. Он застыл в седле, белый воин на белом коне, свет против тьмы — так как второй казался созданием ночи в чёрном, до земли, плаще, скрывающем фигуру, лицо, возраст — всё. Кроме непреклонности. Он поднял голову, капюшон упал, густые иссиня-чёрные волосы потекли ему на плечи.
— Зачем ты здесь? — спросил он. — Ты не можешь меня остановить. Только не ты.
Всадник, молодой и очень бледный, положил руку на рукоять меча.
— Пропусти, — с едва уловимой мягкостью сказал человек в чёрном. — И уходи. Тебе здесь не место.
— Ты не пройдёшь. — Голос всадника был тихим и острым, как сталь. — Ничего не выйдет. Пока я жив.
— Значит, ты умрёшь.
— Ты убьёшь меня?
Человек в чёрном прямо смотрел ему в глаза.
— Да. Да, если вынудишь. Ты знаешь, что я могу.
Меж грозовых свинцовых туч, затянувших небо, пробился ослепительно-яркий луч солнца.
— Знаю. Я всегда это знал.
— Уходи! — Тот, в чёрном, почти молил. — Ну, убирайся! — он тоже был молод. И очень, очень красив.
Молния слепящей вспышкой разрезала небо, и, оглушая, ударил гром. Ветви срывались с деревьев и летели в белого всадника; потом и деревья принялись с грохотом валиться вокруг него. И горела трава. Горел воздух. Огненные стрелы, ледяной дождь, плети из взбесившегося ветра — всё для него одного. Конь плясал под ним, дрожа и всхрапывая от ужаса; всадник же оставался невозмутимым, холодным, недоступным для атак. Стихии, обратившиеся в злобных чудовищ по воле его врага, бесновались вокруг, грозя исхлестать до крови, растерзать на куски, уничтожить, — но плащ остался белоснежным, и ни разу он не дрогнул, и ни один удар не достиг цели. Он произнёс имя, и буря улеглась; и он поднял меч, заблиставший синим льдом, и направил на врага.
Юноша в чёрном застыл на коленях, склонив голову. Всадник спешился, подошёл, позвал. Серое, мёртвое лицо. Мёртвые, навсегда опустевшие глаза… мёртвая душа, навеки лишённая волшебной силы.
— Убей меня, — сухими листьями упали слова с его губ.
— Нет, — отвечал победитель.
— Ты уже сделал это. Уже можно.
— В таком случае зачем мне делать это второй раз?
Он вложил меч в ножны и пошёл к коню. Чёрная тень взметнулась за ним, он резко обернулся, но поздно: секунды хватило его врагу, чтобы выхватить нож из складок плаща и вонзить себе в сердце. И он лежал, тихий и неподвижный, и прекрасное юное лицо даже в смерти было более живым, чем в миг, когда белый рыцарь убил его Силу.
