Наслаждение ожиданием

Когда-то Ксения Некрасова сделала запись о Российско-голландской выставке цветов. На русской части — множество сортов, без учета форм и цвета, богатство чувств и обилие прекрасного, хотя подобная естественность не исключает и дикости, и бесформенности. У голландцев же — мало природного, много искусственного, зато поданного с таким отшлифованным изяществом, что непривычные москвичи ахают.

Я вспомнила об этом, читая «Австралию» Елены Генерозовой.

Эта книга привлекает меня простотой и воздухом.

Оптика, понятное дело, у всех разная. Именно оптикой интересна здесь лирическая героиня — человек в пейзаже. Не городской по сути человек — напротив, не заслоняющий пейзажа частными экзистенциальными драмами и неизменно модным скепсисом. Человек мал, но отчетлив — в масштабе Брейгелевского рисунка. Ясная черточка на снегу.

Сдержанный пейзаж книги так и хочется назвать балтийским. Неласковый, серый — но для чуткого глаза в нем сто оттенков — жемчужный, пепельный, дымчатый… Голые, резкие деревья и птицы. Автор предпочитает фон неуютный, предвесенний — март, апрель, туман, свежесть. Но сырые недра земли уже обещают жизнь, а их дыхание оборачивается ветром. Именно ветер — ключ к этой книге. Он живет почти в каждом стихотворении, он срывает с места облака, листья, людей — турбулентность, сквозняк, холодок, до мурашек по коже. (Даже ты дрожишь, голый Аполлон в парке!). Но эта дрожь сродни любовной. У Генерозовой они так и действуют параллельно — дрожь простуды и мощь любви. Потому что любовь — это то, чем мы одержимы по отношению не только к человеку, но и к мирозданию. Сквозняк «в продутых ветром коридорах мира» — именно тот поток, доверившись которому не страшно «уплыть по времени». Можно сказать, что это временной сквозняк. Точнее, пространственно-временной. Как бы край реальности, за которым всегда — Австралия. И знаки этого перемещения и есть самые важные вещи у Генерозовой — берег и море. Черта, граница — это вообще высшее состояние человека, потому что с нее видно что-то другое, то, «как бывает». И оно, другое, всегда впереди. Остается только отважно идти (лететь?) на свет, когда подгоняет ветер. Ну да, чистой воды романтизм, дефицит какового в современной поэзии привычно списывают на актуальное критическое мышление, отшлифованное и изящное. Тот романтизм, зачастую вольный и растрепанный, которого нам стало как-то очень не хватать.

И все же главный лирический мотив книги — не сам полет, а именно предвкушение, наслаждение ожиданием. Поэтому особую роль здесь играет открытое пространство, «ширина простора».