В 2048 году в один из душных июльских дней французский химик Бувуазье (позже известный в Сети под именем Безумный Паломник) открыл дотоле неизвестное вещество. Оно присутствовало в живой теплокровной материи, и концентрация его увеличивалась от простых организмов к более сложным. Вещество Бувуазье — невидимое и удивительное — было растворено в крови животных, а у человека имело вид «сгустка», окружающего сердце и способного аккумулировать и расходовать особую энергию. Сетевые ньюсмейкеры, а за ними и копирайтеры, эти шакалы мирового информационного пространства, окрестили вещество «душой». Научные сайты, однако, встретили новость об открытии Бувуазье издевательскими комментариями. Доходило до того, что серьезные немолодые люди собственноручно рисовали карикатуры и даже вспомнили олбанский — сетевой язык давно ушедшего поколения начала века. Но вскоре все они прикусили свои язвительные языки: Бувуазье представил публике запатентованный прибор, способный регистрировать, измерять и взаимодействовать с загадочной субстанцией.
С тех пор прошло тридцать лет. Мир разительно изменился, ибо ни одно научное открытие не влияло на него столь сильно. Люди научились не только измерять новое вещество, но и отделять его от живой ткани, не причиняя ущерба здоровью. Оказалось, что таинственная «душа» и была причиной большинства заболеваний. Человек без души мог прожить и сто двадцать, и даже сто пятьдесят лет. Он медленнее старел, имел характер более ровный и спокойный, а чувства… Их заменили таблетками. Ещё с прошлого века было известно, что любая человеческая эмоция — всего лишь химический процесс.
Поначалу общество встретило «бездушных» настороженно. Если не сказать — враждебно… Но общими усилиями правозащитных организаций, ученых, медиков, мирового информационного пространства и движения «Душа — это тело», а также ряда протестантских церквей, признавших за человеком право на свободный выбор, ситуацию удалось переломить. Активно сопротивлялись разве что религиозные мракобесы вроде католиков, православных и мусульман, а также часть бизнес-сообщества, потерявшая изрядный куш от падения интереса к шоу-бизнесу, кино, литературе и театру. Кое-кто из оппозиционных ньюсмейкеров даже назвал это «эпохой заката искусств».
Несмотря на то, что правительства развитых стран ввели у себя программы оздоровления генофонда, а ООН финансировала такие программы в странах третьего мира, к началу семидесятых выяснилось: добровольно отказаться от «вещества Бувуазье» готово не более сорока процентов населения. Помимо религиозных, причины были чисто эмоциональные: некоторые чувства, вроде материнского, так и не удалось синтезировать химическим путем. А те, что можно, противники оздоровления прозвали суррогатными. Настаивая на своем праве на свободу выбора. Демократическая общественность огорченно констатировала, что искаженное понимание свободы как возможности цепляться за устаревшие догмы все ещё остается для человечества большой проблемой. Демократы доказывали: свобода — не выбор между прошлым и будущим, между традицией и новаторством, свобода — это движение в будущее. А цепляться за изжившие себя обычаи и мировоззрения… это как раз и есть несвобода.
