Киев горел. И без того серое, затянутое низкими давящими облаками небо едва просматривалось сквозь дым. Зловещие отблески пожарищ мрачно мерцали в зеркальных стеклах немногих сохранившихся в городе витрин, окрашивали стены зданий в одинаковый рыже-сизый цвет.
Горели окраины с их старыми, обветшавшими домишками. Горел центр с его массивными каменными зданиями. На всех этажах из оконных и дверных проемов с ревом било яростное пламя, заставлявшее людей шарахаться к середине улицы.
Вместо того чтобы обуздать, укротить разрушительную стихию, обрушивающую на тротуары подточенные огнем балконные стропила, рваные словно раскаленные в доменной печи железные полотнища крыш, народ с опаской обегал эти места.
Бой шел где-то в юго-западном предместье. Сквозь сплошной гул доносившейся оттуда канонады уже различался треск пулеметных очередей. Снаряды рвались на территории Лавры, возле Владимирской горки, залетали на Крещатик и даже на Подол, круша, сметая хибары, сарайчики, складские помещения, тесно лепившиеся к Днепру.
По улицам торопливо шагали группы солдат. Одни шли, тесно прижимаясь друг к другу, словно боялись растерять монолитность армейского подразделения, составляющего их силу; другие — разрозненными цепочками, каждый сам по себе. Мелькали каски, пилотки, фуражки, шлемофоны, бескозырки. Тут были представители всех родов войск: пехота-матушка в измызганном пропотевшем обмундировании; «безлошадные» танкисты, оставшиеся без своих грозных сгоревших или подбитых в бою машин; десантники с голубыми петлицами — все рослые, косая сажень в плечах, и даже моряки в широких, хоть и потрепанных, но не потерявших шика клешах — остатки героически сражавшегося за Киев Днепровского отряда Пинской флотилии.
Кавалерийский отряд с трудом продирался сквозь плотный разношерстный поток войск, не желавший никому, даже конным, уступать дорогу. Тяжело груженные повозки с военной амуницией, обтекаемые пешими, громыхали по развороченной булыжной мостовой, подчиняясь общему темпу движения. Натужно гудели тягачи, волочившие гаубицы.
Весь этот людской поток и техника стекались к Днепру и скапливались у переправ, над которыми неутомимо кружили «юнкерсы». Рев сирен, свист бомб, разрывы, торопливое буханье зениток сливалось в сплошной, рвущий душу вой.
Во дворе Октябрьской больницы, где размещался 151-й медико-санитарный батальон 147-й дивизии, входившей в Киевский укрепрайон, шла эвакуация раненых. Суматошно хлопали входные двери, пропуская носилки. Санитары, врачи, медсестры без различия возраста и звания бегом устремлялись к машинам, выстроившимся вдоль каменной ограды. Там казалось безопасней: кирпичная стена хотя бы с одной стороны защищала от осколков. Носилки стремительно задвигали в крытые кузова, и медики, обгоняя друг друга, устремлялись в здание за следующей партией раненых.
