Во время первой встречи с торговцем оружием темы для дальнейших бесед только обозначались. Однако тем таких наметилось — хоть отбавляй. Хозяин оружия звал меня шурави — советским. Мне собеседника звать-величать казалось вначале не обязательным, только и делал, что односложно отвечал, или — отмалчивался, на вежливо задаваемые вопросы. Имен своих никто не называл. Звать же визави душманом — бандитом, тоже не с руки, неудобно. Ничего вроде плохого не делал. Подарил пистолет, кобуру, две обоймы патронов, напоил чаем с печеньем, приветил в тепле, уюте, давая возможность переждать барабанящий по крыше дождь.
Та далекая, страшная война давно закончилась. Как ни грустно признать, но победили не мы, они. Правда этот странный дух не упивался победой, не кичился нашим унижением, наоборот показывал всячески, мол мы с тобой здесь, вдали от дома, оказались одной породы, одинаково посвященные, равно меченные. И не важно с какой стороны души метки, важно, что все позади, что живы, что судьба свела нас в этом мире, далеком, странном, непохожем на наши миры.
— Ты не бойся меня, шурави, — сказал мне на прощанье торговец оружием, — я не убил тебя там, хотя мог. И ты меня не убил. Что же делить нам здесь, среди чужих? Захочешь, приходи, поговорим. Не сюда приходи. Здесь будет пусто, все разъедутся, разберут шатры, вагончики, шарабаны. Приходи в кафейню. — Он набросал в блокноте несколько строчек золотым Паркером, вырвал лист и сунул в карман моей куртки.
— Станет тяжело — приходи, попьем кофе, поговорим, помогу чем смогу. Отведешь душу. До встечи, шурави.
Не скоро я встретился с ним вновь. Поиски работы даже в благополучные для страны времена дело сложное для относительно немолодого эммигранта с моей специфической профессией. Приличное знание языка не помогало. Мечту о работе инженером, пусть даже не авиационным, пришлось оставить практически сразу по приезде. Зубодробительная неудача в попытке заняться бизнессом, крушение утлого семейного челна не добавили радости. Случайные подработки на строительстве, ремонты аппартментов, домов, гаражей давали возможность платить за полуподвальную студию, еду из дешевых магазинов и забегаловок Fast food, но не больше. Выматывали подработки и поиски чего-то постоянного так, что не оставалось времени и желания смотреть подобранный на гарбидже, но вполне нормально функционирующий цветной телевизор.
Встречаться с другими эммигрантами не тянуло. Что было у нас общего в той жизни? А в этой? Разговоры кто и где купил, в каком ресторане ел и пил, сколько кто стоит, с кем спит, женился, развелся наводили на меня смертельную тоску. Мелочная зависть и недоброжелательство, попытки дать коварный, ложный совет, подставить. Привезенное за океан все худшее из совкового наследства виделось вдвойне более мерзким и гадким, противно смердело.