Век нынешний и век минувший.
А. С. Грибоедов
— А сколько сыну лет?
— Десять.
— То есть читает уже вовсю?
— Н-ну… — Посетительница замялась. — Умеет…
— Ага… — Харлам потёр подбородок. — Отца делать будем?
— Как это?
— Вы ведь не замужем, так?
— Да…
— Стало быть, ребёнку нужен отец. Такой, чтобы мальчик мог им потом гордиться. Трагически скончавшийся за день до свадьбы… Ещё лучше, если героически погибший. За идею, за общее благо…
— А так можно? — с запинкой спросила она.
— Да, конечно. Это же художественная литература! Вот, скажем, Лоханик… — Харлам вывел на экран данные по Лоханику.
Глаза посетительницы округлились.
— Это которого в сауне…
— На выходе из сауны, — уточнил Харлам. — Да, он. Как вам такой прототип?
— Про… что?
— Кандидат в отцы.
— Да, но…
— Не бойтесь. В книге у него будет другое имя, другая внешность… всё другое. И застрелим мы его не на выходе из сауны, а скажем, на выходе из офиса. Так солиднее. Убийц на всякий случай тоже прикончим. Да сам он их и прикончит! От греха подальше. Вы же знаете, как дети воспринимают прочитанное. Не дай Бог, вобьёт себе в головёнку, что должен отомстить за отца, вырастет этаким Гамлетом… Оно вам надо?
— Но… я с ним даже не знакома… с Лохаником…
— Ваше счастье.
— Не понимаю.
— Что тут не понимать? Облагородим. Романтизируем. Уж на что Генри Морган зверь, а Сабатини нам из него вон какого лапушку сделал! Про капитана Блада читали?
— Смотрела…
— Вот что-то в этом роде.
Заказчица колебалась.
— Ну так как?
— Нет, — решительно сказала она. Лицо её застыло, голос зазвучал глуховато, почти угрюмо. — Не надо ничего придумывать. Пускай отец будет настоящий. Как есть. Без прикрас. В конце концов, мальчик должен знать правду…
— Ага… — Харлам поразмыслил. — Стало быть, работаем строго документально. Тогда мне нужны данные.
— Это в смысле… имя, фамилия?
— Без фамилии. За фамилию папа может и в суд подать. Достаточно имени, словесного портрета… Портретик, кстати, тоже изменим…
— Как это измените?!
— Ну, не совсем, конечно, изменим. Так, чтобы узнать он себя узнал, а доказать ничего не мог.
Она задумалась.
— Тогда, пожалуйста, и мой портрет тоже…
— Чем он вам не нравится?
— Ну вот… курносая…
— Послушайте… — Харлам поморщился. — Литература — не кино и не фотография. Тут своя специфика. Стоит заикнуться, что вы не курносая, — именно курносой и отпечатаетесь… в памяти читателя. Словом, предоставьте это нам. Что не понравится — скорректируем. Теперь насчёт отца… Все его грешки, будьте добры, на бумажечку, а лучше на диктофон…
— Там, — сказала она, кивнув на экран. — Всё там, в файле… А можно вместо словесного портрета видеозапись?
