Выборы принято считать прожектором, который прорезает мутную воду политики, показывает, кто чего стоит и кто за кем стоит. Нынешние выборы скорее сами напустили тумана, укрепив иллюзию стабильности режима, миф о путинском «застое».
Аналогии и координаты истории
Аналогия между путинским режимом и «застоем» вроде бы критическая. Движения нет, возможно загнивание. Но сравнение фигур Путина и Брежнева подчеркивает энергичность нынешнего государя. Какой уж застой — то он бодрым спортивным шагом выходит к журналистам, то стучит по микрофону, чтобы чиновники не отвлекались, — хорошо, что не туфлей. Нет, не Брежнев.
«Энергичный застой» вкупе с чекизацией власти порождает аналогии с Андроповым. Это «теплее». Миф нового Андропова вроде бы положительный, почти апологетика. Наведение порядка (и в то же время ныне пока обходится без эксцессов охоты на прогульщиков андроповских времен), аресты «жирных котов» (и тоже очень выборочно). Народу должно нравиться. Но вспомним: Андропов — это агонизирующий застой, преддверие перестройки, острого, смертельного кризиса системы. Андропов — это попытка подморозить социальные процессы, чтобы было чуть — чуть времени на лихорадочный поиск лекарства. Найденные Андроповым лекарства (ускорение, экономический эксперимент, борьба с нетрудовыми доходами) потом без большого успеха пытался применять Горбачев. «Застой» — устойчивая система, просуществовавшая многие годы. Андроповский режим — хрупкая, неустойчивая конструкция, канун эпохи перемен.
Но даже андроповская система была устойчивее, чем нынешняя. Слишком слабы были оппозиционные структуры, контроль над экономикой и обществом был сильнее, зависимость от внешних факторов (даже от цен на нефть) — меньше. Если рассматривать систему Путина на фоне координат не только российской, но и мировой истории — то ее место в клеточке «нормализация». Так назывались авторитарные и консервативные режимы, возникшие после массовых народных выступлений в Европе и Америке в конце 1960–х — начале 1980–х годов. Классический пример — Ярузельский. Есть варианты подемократичней — Никсон, есть и совсем зверские — вроде Пиночета. Наша нормализация не из самых страшных, ближе к «имперскому президентству» Никсона: сохраняется многопартийность, неформальные движения подавлены, но их актив продвигается в официальные структуры, стремясь к воплощению надежд «бурных 60–х» изнутри системы, пресса хоть и ограничена в своем «своеволии», но может «покусывать» власть за автократизм, тотальное подслушивание и другие нарушения закона, которые прежде сходили властям с рук.