Когда я был маленький, я учился в военной гимназии. Там, кроме всяких наук, учили нас ещё стрелять, маршировать, отдавать честь, брать на караул – всё равно как солдат. У нас была своя собака Жучка. Мы её очень любили, играли с ней и кормили её остатками от казённого обеда.
И вдруг у нашего надзирателя, у «дядьки», появилась своя собака, тоже Жучка. Жизнь нашей Жучки сразу переменилась: «дядька» заботился только о своей Жучке, а нашу бил и мучал. Однажды он плеснул на неё кипятком. Собака с визгом бросилась бежать, а потом мы увидели: у нашей Жучки на боку и на спине облезла шерсть и даже кожа! Мы страшно разозлились на «дядьку». Собрались в укромном уголке коридора и стали придумывать, как отомстить ему.
– Надо его проучить, – говорили ребята.
– Надо вот что… надо убить его Жучку!
– Правильно! Утопить!
– А где утопить? Лучше камнем убить!
– Нет, лучше повесить!
– Правильно! Повесить! Повесить!
«Суд» совещался недолго. Приговор был принят единогласно: смертная казнь через повешение.
– Постойте, а кто будет вешать?
Все молчали. Никому не хотелось быть палачом.
– Давайте жребий тянуть! – предложил кто-то.
– Давайте!
В гимназическую фуражку были положены записки. Я почему-то был уверен, что мне достанется пустая, и с лёгким сердцем сунул руку в фуражку. Достал записку, развернул и прочитал: «Повесить».
Мне стало неприятно. Я позавидовал товарищам, которым достались пустые записки, но всё же пошёл за «дядькиной» Жучкой.
Собака доверчиво виляла хвостом. Кто-то из наших сказал:
– Ишь, гладкая! А у нашей весь бок облезлый.
Я накинул Жучке на шею верёвку и повёл в сарай. Жучка весело бежала, натягивая верёвку и оглядываясь. В сарае было темно. Дрожащими пальцами я нащупал над головой толстую поперечную балку; потом размахнулся, перекинул верёвку через балку и стал тянуть.
Вдруг я услышал хрипение. Собака хрипела и дёргалась. Я задрожал, зубы у меня защёлкали, как от холода, руки сразу стали слабые, пальцы разжались… Я выпустил верёвку, и собака тяжело упала на землю.
Я почувствовал страх, жалость и любовь к собаке. Что делать? Она, наверно, задыхается сейчас в предсмертных мучениях! Надо скорее добить её, чтобы не мучилась. Я нашарил камень и размахнулся. Камень ударился обо что-то мягкое. Я не выдержал, заплакал и бросился вон из сарая. Убитая собака осталась там…
В ту ночь я плохо спал. Всё время мне мерещилась Жучка, всё время в ушах слышалось её предсмертное хрипение.
Наконец настало утро. Разбитый, с головной болью, я кое-как поднялся, оделся и пошёл на занятия.
И вдруг на плацу, где мы всегда маршировали, я увидел чудо. Что такое? Я остановился и протёр глаза. Собака, убитая мною накануне, стояла, как всегда, около нашего «дядьки» и помахивала хвостом. Завидев меня, она как ни в чём не бывало подбежала и с ласковым повизгиванием стала тереться у ног.
