Название этой книги может показаться читателю довольно странным. Прилагательное «розенкрейцерское» позволяет думать, что речь пойдет о каких-нибудь современных оккультных группах.
Наоборот, существительное «Просвещение» будто бы отсылает к другой, вполне определенной, исторической эпохе, именуемой у немцев Aufklärung, — ко времени, когда Вольтер, Дидро, а с ними и все общество XVIII века, осуществили прорыв «от мрака суеверий к свету разума». Сочетание слов, вынесенных в заглавие книги, кажется нелепым еще и потому, что они, согласно расхожему мнению, выражают прямо противоположные понятия: одно — склонность к диковинным суевериям, второе — критичное и рациональное непринятие таковых. Дело, однако, в том, что я употребляю термин «розенкрейцерский» в строго историческом, т. е. ограниченном определенными временными рамками, значении, а вот термин «Просвещение» у меня лишен общепринятой исторической привязки. Период, о котором говорится в книге, приходится на начало XVII столетия, хотя мне и не удалось обойтись без экскурсов в более ранние и более поздние времена. Задача исследования — рассмотрение ряда документов, напечатанных в Германии в начале XVII века и известных как «розенкрейцерские манифесты», в их историческом контексте. Более поздние во времени течения, тоже называвшие себя «розенкрейцерскими» (часть из них существует и поныне), остались за рамками работы. Интересующие же меня манифесты призывали к прогрессу человеческого знания — и потому название, которое я дала этой книге, представляется правильным в приложении к рассматриваемой в ней исторической ситуации. В начале XVII столетия действительно существовало движение, заслуживающее того, чтобы быть названным «Розенкрейцерское Просвещение», — ему и посвящена эта книга.
Итак, термин «розенкрейцерство» — в предложенном здесь узко-историческом понимании — обозначает определенную фазу в истории европейской культуры, пришедшуюся на промежуток времени между Ренессансом и так называемой «научной революцией» XVII века. Характеризуется эта фаза, прежде всего тем, что в возрожденческую традицию герметизма и каббалы влилась еще одна герметическая традиция — алхимическая. «Розенкрейцерские манифесты» как нельзя лучше выражают суть этого явления — соединив в себе «магию, каббалу и алхимию», они послужили импульсом и основой начавшегося в то время просветительского движения.
В своей книге «Джордано Бруно и герметическая традиция» (1964) я попыталась проследить развитие ренессансной герметической традиции — со времени ее зарождения в Италии, первых формулировок в трудах Марсилио Фичино и Пикоделла Мирандолы, и далее, до конца эпохи Ренессанса. Однако к началу XVII века эта традиция вовсе не утратила своего значения (как мне казалось, когда я работала над книгой) и не перестала влиять на все основные направления культурного развития. Наоборот, герметическая традиция, как я теперь понимаю, в начале XVII столетия переживала подлинный ренессанс, проявляя себя в обновленных, свежих, не известных прежде формах. Герметизм подвергся сильному влиянию со стороны алхимии, что было особенно важно, так как способствовало выработке нового, «математического» подхода к природе.
