Пролог, в котором решается судьба одного человека
(сорок шесть лет назад)
Так бывает, что один случайный поступок е за собой другой, потом третий, и вот над тобой уже нависает целая гора проблем, грозя в любой момент накрыть безумной лавиной.
Хорошо, когда такую ситуацию можно списать на молодость и неопытность. Гораздо хуже, когда ты всю жизнь учишься просчитывать каждое действие и держать себя в руках, вполне представляешь последствия возможной ошибки… и всё равно совершаешь её. Самую страшную, непоправимую.
И всё! Дальше идти некуда. Любой шаг — неправильный, любое движение — фатально. Ты уже не мечтаешь поступить верно, лишь тщетно пытаешься свести неприятности к минимуму. Чтоб пострадало как можно меньше людей.
В итоге ты стоишь посреди улицы, натянув на голову капюшон, а на лицо — шарф. Не для того, чтоб не опознали (хотя и это, конечно, тоже), а потому что вокруг совершенно безумная метель, когда дальше вытянутой руки ничего не видно, и колючие хлопья лезут в глаза, налипают на ресницы, забиваются под воротник.
Рядом никого. Наверное, это хорошо.
Никого, кто смог бы остановить, схватить за руку в решающий момент. Это плохо.
И неизвестно, чем это всё обернётся в итоге. Для тебя — и для младенца, который спит у тебя на руках. Крошечный, беззащитный, завёрнутый в целый ворох одеял, чтоб не замёрз в такую погоду. У него нет дома, нет имени, а совсем скоро не будет и матери.
Для его же блага!
Он не простит ей этот поступок. Невозможно простить человека, отказавшегося от собственного ребёнка.
Он никогда не поверит, что она пошла на это ради того, чтоб его спасти.
Он никогда не узнает, что в его крови сила, дающая возможность повелевать миром.
Крыльцо приюта засыпано снегом.
На секунду ей кажется, что она не сможет этого сделать. Просто не сможет. Нельзя же положить ребёнка в сугроб, да?
К счастью (или к несчастью?) неподалёку валяется большая коробка, ещё хранящая запах сдобы и домашнего уюта. Должно быть, принесло ветром от кондитерской. Ну что ж, послужит колыбелькой. И по размеру как раз подходит.
Женщина опускает ребёнка в коробку, ставит её перед дверью, дёргает за шнурок звонка и торопливо уходит. Но в последний момент не выдерживает, оборачивается, чтоб ещё раз посмотреть на сына.
Если всё пойдёт по плану, она больше никогда его не увидит. А если и увидит — не узнает, пройдёт мимо.
Дверь открывается, слышится приглушённое «Да сколько можно!», но затем импровизированную колыбель втаскивают внутрь. На мгновение в луче света мелькает яркий бок коробки с надписью «Пекарня «Сильвестр и сыновья».
