Я родился и живу в древнем русском городе Угрюмске. Он вот уже тыщу лет стоит неприметной тёмной точкой на необъятных просторах нашей родины – там, где великие реки Угрюм и Морока впадают друг в друга.
Старая часть Угрюмска – кремль из облезлого красного кирпича да вся эта вековая дряхлость, при виде которой сердце мгновенно настраивается на патриотический лад, а попросту говоря, начинает ныть, – как раз целиком располагается на крутом берегу, похожем на клин, между двумя реками.
Новая часть города – где, собственно, в основном, и живут люди – находится за Угрюмом. Вообще это и есть Угрюмск. Районы, кварталы, как хорошо сказано в одной песне (а из песни слов не выкинешь), и жилые массивы – всё там. Ну и я, конечно, тоже там живу.
Есть ещё Заморочье. Эта часть города находится, что уже понятно должно быть из названия, за Морокой. Если у городов, как у людей, бывают лица и задницы, то Заморочье – точно задница Угрюмска. Там жуть и хаос, и даже Бог не может ничего с этим поделать: смотрит со своего облака и тяжко плачет. И тогда в Заморочье идут серые дожди, и становится вообще кошмар. Все эти бесконечные лабиринты сельских домов, бараков и промышленных зданий окончательно поглощает мистический туман безысходности.
И так оно и есть: из Заморочья нет выхода, кроме длинного, словно скелет доисторического чудовища, железобетонного моста, связывающего ту неприглядную задницу с остальным Угрюмском. Когда по нему пыльно, как от несущегося табуна коней, едут тяжёлые грузовики, кажется, что он гулко стонет и чрез силу скрипит своими железными зубами.
Если не живёшь в Заморочье, то тебе там лучше не появляться. Там люди злые, на жизнь отчаянно обиженные и потому им всё можно. Там даже дети смотрят на тебя так, будто ты им что-то должен.
Но хочешь или не хочешь – всё равно туда попадёшь когда-нибудь. Потому что в Заморочье с давних времён функционирует оно – жизненное сердце Угрюмска: ЕБПХ. На ЕБПХ из нефти и газа делают броню родины.
Я работаю на ЕБПХ. И мой отец там работает. И дед там работал, и даже прадед застал. Там вообще половина Угрюмска работает по сменам, а другая половина – та, что не на ЕБПХ, – вечно ищет работу. Так что ЕБПХ – это мечта любого угрюмца: устроился туда – и на всю жизнь при деле.
Во времена прадеда ЕБПХ называлось «Красное знамя», во времена деда – Угрюмстройтехмаш, при отце сперва Угрюмтранс, затем Угрюмпром, но суть его из века оставалась той же: надо много людей, даже если платить им нечем. Прадед в 50-е работал за трудодни, дед в 70-е тащил всё, что плохо лежало (а лежало всё плохо), отец в 90-е месяцами не получал зарплату, я же – ничего, за ипотеку есть, чем платить, и на том спасибо.
