Кокэси

В одной деревне на берегу моря жил рыбак со своим отцом. Звали того рыбака Хадзимэ, его отца — Макото. Жили они несчастливо. Хадзимэ был человеком угрюмым, нелюдимым, женщин сторонился и, хотя в его волосах уже показалась седина, все не мог подыскать себе жену. Макото же на старости лет больше всего хотелось понянчить внуков. «Отчего ты не женишься, как все порядочные люди, бездельник! — бывало, в гневе кричал он Хадзимэ. — Так и помру, не дождавшись! Уж лучше бы у меня вовсе не было сына». Хадзимэ в ответ только отмалчивался. Макото над сыном вовсю издевался, донимал, как мог. Бывало, принесет ему Хадзимэ ужин — Макото нарочно миску опрокинет, да еще кричит: вот, мол, негодяй, чересчур горячий рис подал, чтобы отец обжегся. Ночью будил сына, требовал, чтобы тот сверчка прогнал — спать не дает. Хадзимэ полночи не спит, сверчка ищет. А утром вставай чуть свет, даже минуты лишней не поспать: рыба-то сама себя не поймает. Да еще завтрак приготовь, да сеть почини, да порядок в доме наведи — старик любил чистоту, из-за каждой соринки поднимал скандал.

Что и говорить, нелегкая судьба была у Хадзимэ. Под конец жизни Макото стал вовсе несносным. Ослеп, оглох, не мог даже встать с футона, только лежал на спине и жаловался. И душно ему; и скучно; и кишки болят, и спину ломит. Хадзимэ по дюжине раз на дню переворачивал отца с боку на бок, растирал его губкой, чтобы не случилось пролежней — все, как велел заезжий лекарь. На сыновнюю заботу Макото отвечал оплеухами. Покрикивал: «Как за отцом ухаживаешь, дурак! Осторожнее клади, все бока из-за тебя отлежал! Вот я тебе! Были бы внуки — ходили бы за мной, как полагается». В последние месяцы жизни его вовсе оставил разум: день-деньской Макото смотрел невидящим взором в потолок и бормотал под нос всякую ерунду. Иногда он просил подать ему старую облезлую куклу-кокэси. Этой куклой в детстве играл Хадзимэ. Удивительные были у нее глаза: художник, который расписывал куклу, отступил от канонов мастерства дэнто, и глаза кокэси получились большие, небесно-голубого цвета. Чудная то была кукла. Почти вся краска облупилась, а глаза — яркие, словно вчера их нарисовали, и словно бы задумчивые. Заполучив кокэси, Макото часами вертел ее в пальцах, поглаживал — и продолжал еле слышно бормотать.

Наконец, умер Макото. Хадзимэ тогда был в море с другими рыбаками. Говорят, утром, когда вместе со всеми он тянул из воды тяжелую, полную рыбы сеть, то вдруг выпрямился и проговорил: «Как там мой старик?» Видно, в тот самый момент Макото испустил дух. Вечером Хадзимэ пришел домой, окликнул отца — в ответ молчание. «Неладно, — подумал Хадзимэ, — всегда бранился, а теперь тишина». Тут-то и увидел он Макото. Тот лежал на полу: вниз лицом, руку закинул вперед, ноги поджал, словно полз куда-то перед смертью. В кулаке у Макото была зажата кукла, с которой он так любил играть. Ничего не смогли поделать: накрепко застряла кокэси в одеревеневших пальцах. Согнутые ноги кое-как разогнули, руку привязали к груди, а пальцы мертвецу ломать Хадзимэ не позволил. Так и сожгли Макото — вместе с куклой.