Телеинтервью компания Би-Би-Си в связи с выходом книги 'Ленин в Цюрихе'

Александр Солженицын

ТЕЛЕИНТЕРВЬЮ КОМПАНИИ БИ-БИ-СИ

в связи с выходом книги "Ленин в Цюрихе"

Лондон, 25 февраля 1976

Является ли ваша книга "Ленин в Цюрихе" романом или историческим произведением?

Я бы сказал, что это жанр художественного исследования. То есть цель моя - восстановить историю в её полноте, в её многогранности. Для этого, однако, приходится применять вuдение, глаз художника, потому что историк пользуется только фактическими, документальными материалами, из которых значительная часть уничтожена, пользуется показаниями свидетелей, которые почти все убиты, и он ограничен в возможностях проникнуть в суть событий. Художник может глубже и больше увидеть благодаря пронзающей силе этого метода - художественного видения. Так что это не роман, но это применение всех художественных средств для того, чтобы глубже проникнуть в исторические события.

Это - часть гораздо большего произведения? Правильно ли я понимаю, что вы пишете это произведение в первую очередь как художник, а потом уже как историк?

Я, пожалуй, вам в первом вопросе на это и ответил. Я пишу как художник, но имею в виду цель восстановления исторической правды, которая в моём народе особенно безжалостно уничтожена, прервана.

Да, конечно. Но всё-таки это должно быть особенно трудно: описывать историю в виде беллетристики, когда вы берёте реальное лицо и реальные события и делаете их центром романа. Сюжет тоже в какой-то степени вымышленный, хотя и основан на событиях, действительно имевших место?

Мне невозможно и неинтересно было бы описывать только вымышленные лица. Вымышленных лиц писатель ставит тогда, когда ему нужно соединение между простой человеческой психологией и событиями историческими. Но невозможно описывать такие крупные исторические события, какие были у нас, без прямого описания исторических лиц. Стало быть, вот это проникновение в историческое лицо доступно только художнику. Есть такое понятие: тоннельный эффект интуиции. Вот эта тоннельная интуиция даёт возможность проникнуть туда, куда документалист-историк не может проникнуть. Он может только выложить окружающие события и материалы.

Вы говорили об этом вашем труде и о предыдущем ("Август Четырнадцатого"), - мне кажется, я цитирую правильно, - что это ваш главный художественный замысел. Может быть, вы объясните этот замысел?

Объяснить замысел если б можно было простыми словами, то не надо было бы писать большие книги. Однолинейно объяснить явление искусства невозможно. Но вы правы, и "Август" и "Ленин" - фрагменты этой большой эпопеи, которой я посвящаю всю оставшуюся жизнь; я не мог заняться ею раньше просто по тяжёлым обстоятельствам жизни. Но я её ношу в себе с 1936 года - 40 лет уже.