Я стоял и шарил глазами по сторонам. Обычно я делаю так в силу привычки, чтобы проверить, не оставил ли я лишних отпечатков там, где им быть не положено, но на сей раз я руководствовался не только привычкой. Я должен был убедиться, что и впрямь нигде не наследил. А предметов в комнате было предостаточно – модные кресла, искусственный мраморный камин без огня, роскошный встроенный в шкаф телевизор, кофейный столик, заваленный журналами, широченный диван и так далее. Решив, что здесь я ни к чему не прикасался, я вернулся в спальню. Там все было слишком мягким, чтобы где-нибудь остались отпечатки пальцев – огромный, во всю стену ковер, розовое покрывало на трехспальной кровати, кресла, зачехленные розовым же сатином. Я шагнул вперед, чтобы еще раз взглянуть на распростертое у кровати тело женщины с раскинутыми ногами и неестественно вывернутой рукой. Ясное дело, я не притрагивался к телу, чтобы убедиться, в самом ли деле женщина мертва, или чтобы рассмотреть поближе глубокую вмятину на голове; но не мог ли я случайно прикоснуться к тяжелой мраморной пепельнице, что лежала возле трупа? Окурки и пепел были рассыпаны тут же рядом, и я готов был побиться об заклад, что пепельница и послужила орудием убийства. Я тряхнул головой – нет, не мог я быть таким ослом.
Я вышел. Дверную ручку, естественно, я вытер и изнутри, и снаружи, а на кнопку вызова лифта, а затем и на кнопку первого этажа надавил костяшкой пальца. Кнопку четвертого этажа, на которую я нажимал внизу, я протер носовым платком. В тесном вестибюльчике никого не оказалось, а входная дверь меня не волновала, поскольку открывал я ее, еще будучи в перчатках. Двинувшись в западном направлении к Лексингтон-авеню, я поднял воротник пальто и натянул перчатки. Денечек выдался, пожалуй, самый промозглый за всю зиму, а пронизывающий ветер тоже не прибавлял комфорта.
Обычно во время ходьбы я предпочитаю не предаваться размышлениям, чтобы не натыкаться на прохожих, но в данном случае ни гадать, ни ломать голову было ни к чему; требовалось лишь одно – задать кое-какие вопросы человеку, проживающему на третьем этаже дома без лифта на Пятьдесят второй улице между Восьмой и Девятой авеню. То есть, учитывая, что я находился на Тридцать девятой улице – в тринадцати коротких кварталах впереди и четырех длинных кварталах в сторону от меня. Стрелки моих часов показывали без двадцати пяти пять. Поймать такси в такое время – все равно, что узреть восьмое чудо света, а торопиться мне было некуда. Он все равно на задании. И я потопал дальше пешком.
