СТОИЛ СТОИЛОВ
ВСТРЕЧА
Перевод Ю. Топаловой
Весенняя гроза, отгремев, оставила после себя благоухание сирени. С ее кистей падают, разбиваясь о мокрый песок аллеи, тяжелые, словно налитые свинцом капли.
Сад тонет в цветущей сирени. Годами неподрезаемые кусты разрослись и вознесли над волной молодой зелени свои пенистые соцветия.
На веранде маленькая немолодая женщина плотнее запахнулась в платок. Сердито скрипнуло кресло-качалка. Из сада потянуло опасной для изъеденных временем суставов вечерней прохладой. Тысячи капель с глухим ропотом падают на аллею. Сыновья и внуки добродушно подшучивали над привязанностью старой женщины к этим лиловым цветам. Запах цветущей сирени сопровождал их всю жизнь.
Выходящая в поле садовая калитка хлопнула, словно удар бича. Это была вторая причуда женщины с веранды. За шестьдесят лет не однажды мастера заменяли старую прогнившую дверцу точным ее подобием. Через калитку никто не ходил. Лишь в полнолуние петли ее предательски поскрипывали. В такие ночи и сыновья и внуки, будучи детьми, покидали свои кровати и выходили па увлекательную охоту. Не пройдет много времени, как и третье поколение мужчин в коротких штанишках станет участниками этой нескончаемой войны с ночными призраками.
Старая женщина не шевельнулась. Она ждала приближения тяжелых спокойных шагов сильного человека, приглушенных мокрым песком. В сумерках показалась мужекая фигура. Незнакомец уверенно вспрыгнул на веранду. Он поцеловал морщинистую руку старой женщины и по-мальчишески уселся нпа перила.
- Я знала, что ты придешь! - кивнула женщина.
Он щелкнул выключателем. Достав старую обкуренную трубку, медленно набил ее и чиркнул спичкой. По веранде разнесся острый запах свежего табака с какими-то экзотическими примесями.
- Я с Барьерного рифа... - кратко сказал ночной гость.
Она улыбнулась бледными губами.
- Как не догадаться? Опять бил акул копьем?
Мужчина на мгновение опустил веки. Она хорошо знала его янтарные глаза. В ее воспоминаниях они смотрели на нее с той трогательной мужской беспомощностью, которая присуща первой большой любви.
Сейчас в них сквозила какая-то отчужденность... Тот же грубый пуловер, те же поношенные вельветовые брюки и крепкие ботинки на толстой каучуковой подошве. Как будто ничего не изменилось. Но коротко подстриженные волосы отсвечивают сединой. Полные губы заключены в две глубокие морщины, и шрам пересекает правую скулу. Но все равно он еще молод, ему лет тридцать, кожа у него гладкая и свежая, как у юноши.
Шестьдесят лет назад они вот так же сидели на этой веранде. Он и тогда прибыл с далекого рифа, где рисковал жизнью из-за нескольких минут ощущения безумной опасности. В тот уже почти забытый вечер он так же молча курил свою трубку. Тогда он был моложе всего на два года, но волосы у него были темные.
