Г.Свирский
Меня много раз просили написать о Галиче, с которым я был дружен и в Москве, и на Западе
Мой Галич
1. Острое желание написать статью "МОЙ ГАЛИЧ", иными словами, " Александр Галич- глазами его старого товарища", возникло, когда я прочитал, показалось, талантливую, с бездной бытовых деталей, статью критика и стиховеда Станислава Рассадина в "Новой газете" NoNo 55,57 .В этой статье немало верных догадок, объясняющих, скажем, причины истерики "прогрессивных" членов Союза писателей СССР прозаика и сценариста Нагибина и драматурга Арбузова, который публично обозвал Галича мародером.
Станислав Рассадин объясняет истерики недругов поэта "логикой зависти".
Завистники, ну, никак не могли понять, откуда этот"сноб...поверхностный, по словам Нагибина, человек, запевший "от тщеславной обиды", смог состояться, как любимый всеми Гомер каторжного времени. Именно Гомер! "Для нас...Галич - Гомер, и никак не меньше, подтвердил Владимир Буковский в книге "И возвращается ветер."- Каждая его песня- это Одиссея, путешествие по лабиринтам души советского человека",
Исследователь Галича Рассадин принял поэта "всей душой", но постичь его "секрет ", секрет ошеломляющей победы, не может и по сей день.. Чего не скрывает и в своей статье "Везучий Галич. "Не понимаю, как и откуда возникло чудо его настоящих песен... Это невероятно, признаюсь и мне..."
Странно как-то! Для откровенных завистников "чудо Галича" - невозможно! Невероятно!
Для почитателя Галича - непостижимо!
И приветственно-критический"плюс" и воинствено- злобный "минус" оба остались в истории с раскрытыми от удивления ртами. Что за оказия такая?!
Станислав Рассадин даже прямого намека поэта не понял, хотя намек был недвусмысленным: "Не я пишу стихи, -объяснил Галич, - Они, как повесть, пишут меня."
"Строчка эта, строго говоря, сотворена не Галичем. Легли на душу поэта строки Тациана Табидзе, в переводе Пастернака.
" Не я пишу стихи, они, как повесть пишут
Меня, и жизни ход сопровождает их."
Однако строчки грузинского поэта выразили, как видим, и творческое самочувствие, и самопостижение Галичем самого себя и своего "хода жизни". По сути, стали его собственными...
Придется и мне, товарищу Галича, дружившего с ним и в Москве, и на Западе, вернуться к этому намеку, вспомнить, как же на самом деле рождалась она, эта повесть его жизни, которая стала нашей эпохой. Чем обяснить и ее "несовместимые " этапы, и тематическую многогранность, заставившую нашего общего друга Льва Копелева воскликнуть: " В каких университетах изучал он диалекты и жаргоны улиц, задворок, шалманов, забегаловок, говоры канцелярий, лагерных пересылок, общих вагонов... дешевых рестораций?." И как объяснить ошеломляющий, почти космический взлет его славы?.. Каковы подлинные причины жизненности его песен, оставшиеся как бы и "не понятыми"? Какие, иными словами, тщетные надежды и беды, и наши общие, о которых он прямо говорил, как о мотивах своего очередного стихотворного "залета", и сугубо личные, оставляли столь глубокие"зарубки "на сердце поэта. И отзывались затем его "приземленными" стихами-песнями, которые остались жгуче актуальными и для сегодняшних поколений, хранящих ленты с записями Александра Галича, как свое личное достояние?
