Вдохновения – свидетельства высшей жизни.
Достичь ее нереально, но сотворить возможно: нужно лишь выстроить из подобных озарений мираж!
Мой внутренний романтизм не светел и не темен, хотя есть в нем что-то от мрака, а что-то – от торжества.
Романтизм моей души – овеществленная скульптура в дождливом саду.
Меня не волнуют фантазии о будущем, равно как не заботит реконструкция прошлого, или ложная действительность настоящего.
Я озабочен только тем, сколь здесь и сейчас сумею раздобыть вечности.
Осенью совсем не осталось снов. Я звал их, и вот однажды они вернулись, чтобы размыть дрожь и осязание дождем. Так я узнал язык чаек. В саду поприветствовал их криками.
Тут каждый момент тронут гибелью, а мир – запущенный страдалец, который от безысходности рисует узоры. Весной на их месте улыбка найдет гнездо и заживет примерным птенцом.
Но это потом. А сейчас я спрашиваю себя: если подброшу в осенний костер дров-печалей, застанет ли кто-нибудь мою улыбку?
Подлинный сказочник – он, точно жрец, заклинает словами образы и интуиции, и, словно ученый, отыскивает фундамент человеческого за изменчивой психологией.
Жизнь как собственное мифотворчество, а романтические фрагменты – изображение меняющегося под прибоями страстей и штилями вдохновений мира.
Я обесцениваю все, кроме мечты, потому что остальное никогда не принимало меня сполна.
Но я ни о чем не жалею в своем ослепительно-фантастическом «цинизме».
На алых кустах следы нечастной любви…
Все дело в старинной башне, что поднимается одиноко в саду, пускай и невзрачнее она самого ветхого карагача.
Потерявшимся башня помогает найти новый маршрут, а обретшим себя – коснуться неба.
Пускай поучают, что сказочные замки эфемерны. Но даже они устойчивее любви.
Так, может, отдать себя призрачной романтике, чем бросаться в катастрофу чувств?
Пока ум рассуждает, душа живет полнокровной жизнью.
Мне не перестает сниться сад, который я пытаюсь разыскать, но которого нет на карте.
Главный мотив снов – попасть в такое место, где душа воплотится в пейзаже, а ее тоска станет законченной картиной.
Изящные девушки, как алмазы в слабо освещенной шахте.
На фоне общей темноты и оголтелости они блестят особенно ярко!
Мои волосы – флюгер. Ветер несет меня к чудесам!
Наш зоркий ученый отмечал, что физик стремится сделать сложные вещи простыми, а поэт – простые вещи сложными.
Сказочник же поднимается над теми двумя, поскольку глубинное делает прозрачным, а азбучное – абсурдным.
В моем мироощущении реальность – гравюра, изрезанная метафорами.
Сколько романтиков, столько и романтизмов-вселенных.