Я проснулся под гимн Советского Союза. Отец уже умывался в ванной, мама как всегда бесшумно занималась собой. По квартире распространялся запах яичницы с салом.
— «Можно ещё спать», — подумал я и перевернулся на другой бок, ложась на лучше слышащее левое ухо, чтобы снизить децибелы.
Сквозь дрёму я понял, что почему-то желаемого эффекта ограничения слышимости не добился и проснулся окончательно. Сердце забилось рывками и меня пробил пот.
Я потрогал ладонью ребристую тканевую поверхность поднятой спинки дивана «Ладога» на которой спал в юности и, в ужасе осознав действительность, подскочил на постели.
— Ты чего так резко? Сон плохой? — Спросила мама, красившая губы у зеркала в прихожей.
Дверь зала, где я всегда спал, была открыта.
— Да… Сон, — прохрипел я осипшим со сна и испуга голосом.
На сон, то что видел я, не походило. Сны, конечно, бывают очень реалистичные, но это — точно не сон.
— Ты просил сегодня тебя пораньше разбудить… Вот мы и не особо…
Я лихорадочно проверил мозг на предмет: «зачем?» и вспомнил, что хотел пробежаться перед школой по лесу на лыжах.
— «Какие, нахрен, лыжи?» — пронеслось в голове.
Я опустил ноги на палас и уставился в окно. Объездной трассы и моста за окном не было, как не было и проносящихся по нему машин. В темноте раннего утра угадывалось море и стоящие на внешнем рейде Владивостока корабли, мерцающие стояночными огнями.
Я подошёл к окну и взялся за ручку балконной двери, чтобы выйти на лоджию, но застеклённой лоджии за стеклом не наблюдалось.
— Ты что, Мишутка? — Спросила мама.
— Снег не идёт, — констатировал я.
— Да и слава богу. Посыпали песком тротуар, нет? Вчера хорошо, что папа встретил… И не спустилась бы. Уже три дня как снег выпал, а тротуары не посыпаны.
— Дворники посыпали, — сказал машинально я, вдруг вспомнив, что поздно вечером действительно видел, как районная дворничиха, живущая в нашем подъезде, посыпала тротуар, ведущий наверх к автобусной остановке, песком.
А я вчера вечером шёл с тренировки… Или с работы?
«Хрень какая-то. Этого не может быть», — подумал я, вспоминая вчерашний день.
— Твоя Галина уже под окном топчется, — проговорил отец.
— Она не моя, — пробормотал, как обычно я, прошёл на кухню и глянул в окно, приложив ладони к стеклу, защищая глаза от собственного отражения.
Отражение… Я увидел в стекле своё ещё детское лицо пятнадцатилетнего подростка, испуганные глаза и длинные, почти до плеч, волосы.
— Твоя, не твоя… Жизнь покажет, — философски заключил отец.
Девушка, увидев меня, махнула рукой. Я отошёл от окна.