Когда спичка догорит до конца, она обязательно обожжёт вам руки. Не стоит ждать этого, лучше вовремя её потушить.
Вера Сергеевна заглянула в комнату сына. В ней царил всегдашний беспорядок. На столе кривой пирамидой высились книги, со стола свисали тетради, под столом лежали обертки и фантики, справа от стола – огрызки яблок. Сентябрь на дворе. Он, Сережа, уже второкурсник. Как ни приучала Вера Сергеевна его с самого детства к порядку, а так и до сих пор взрослый сын мог зарастать грязью сколько угодно. Бывало, что домашние работы он делал на малюсеньком клочке свободного пространства, случайно образовавшегося среди залежей хлама, а, бывало, и вовсе – на коленях.
Вера Сергеевна вздохнула и подошла к столу. Взглянула хозяйским взглядом: что здесь можно убрать? Решила, что яблочные огрызки она сложит в пакетик из-под чипсов и вынесет из комнаты долой. Но на этом – всё. Остальное – пусть Серёжа сам выносит. От потревоженных огрызков вверх взлетела стайка маленьких мушек, и засуетилась на тетрадях и учебниках. Вера Сергеевна вновь вздохнула и отправилась за тряпкой на кухню. Ждать, пока сын приберётся у себя на столе, означало – покрыться плесенью и мхом вперемешку с мухами окончательно и бесповоротно.
Прямо у двери на полу валялась парадная белая рубашка Сережи. Вера Сергеевна застыла перед нею. И тут случилось невероятное.
Надобно заметить, что Вера Сергеевна всегда была кроткой и доброй женщиной, терпеливой и покладистой. Многие её коллеги качали головами с недоумением, удивляясь, почему бы милой и приятной Вере Сергеевне не работать с детьми. Дети, по мнению её окружения, были бы счастливы, если бы у них была такая воспитательница.
Вера Сергеевна нравилась всем. На неё можно было бросить пятничную работу, чтобы убежать пораньше домой: Вера Сергеевна всё доделает, и не как-нибудь, а отлично. Вере Сергеевне можно было поручить то, что самому делать не захочется в жизни. На Веру Сергеевну можно было даже покричать при случае. Но такие случаи выдавались крайне редко. Не получалось разозлиться на чрезвычайно милую тётеньку. Нет, она не была красива, но она словно лучилась и переливалась каким-то внутренним перламутровым светом изнутри. Через глаза её струились тишина и покой, в мягких складочках щёк (а Вера Сергеевна была полновата, что, впрочем, нисколько её не портило) притаилась тихая радость, в плавных неспешных движениях Веры Сергеевны хранились уверенность и какая-то словно бы милость ко всему живому. Она взмахивала руками так, словно бы благословляла, опускала их, будто прощала грехи.
