Молодой широкоплечий блондин, с открытым веселым лицом и энергичными движениями, вышел из дома №7 по Новопроложенному переулку и, усевшись на извозчика, сказал:
– Вези меня на Дворянскую 5, да только, братец, поскорее.
Извозчик чмокнул губами, и лошадь затрусила.
– Ты не особенно хорошо едешь, извозчик, – иронически заметил седок.
– Еду себе и еду, – холодно возразил извозчик.
– Скажу тебе больше: ты едешь просто плохо.
– Н-о-о-о, ты, проклятая!
– Должен тебя огорчить извозчик, но ты едешь гнусно, отвратительно.
– Овес нынче дорог, барин.
– Не вижу никакой логической связи между ценой на овес и скоростью движения лошади.
– Чаво?
– Тово. Это все равно, как если бы я, доехавши до места назначения, отказался от уплаты причитающихся тебе денег под тем предлогом, что нынче калоши вздорожали на сто процентов.
– Лошадь не бежит, – угрюмым тоном промолвил извозчик.
– Тогда она не лошадь, – учтиво возразил седок.
– А что ж она?
– Не знаю. Я думаю, что тебе нужно было бы быть осмотрительнее при покупке лошади. Ты ее когда купил?
– О позапрошлом годе.
– Покупая, ты требовал именно лошадь или тебе сорт имеющего быть всунутым в оглобли животного был безразличен?
– Чаво?
– Может быть, тебе по твоей неопытности подсунули вместо лошади крокодила?
Извозчик обиделся.
– Почему это? – надменно спросил он.
– Очень просто: что такое лошадь? Это – животное, которое бежит. Твое животное не бежит. Значит, оно – не лошадь.
– Четыре ноги имеет, – усмехнулся извозчик, – значит и лошадь.
– Стул тоже имеет четыре ноги, а, однако, не бежит.
– У ей голова есть, а у стула нету, – возразил извозчик, очевидно, серьезно заинтересованный этим принципиальным спором.