— Арбузы! Арбузы! Дыни! Дыни… Арбузы! Подходи, налетай! Арбузы!..
Хриплый голос уличной торговки тонул в реве проносящихся мимо автомобилей. Но невзирая на отсутствие внимания со стороны потенциальных покупателей, она продолжала голосить, рискуя сорвать и без того надорванное горло. Женщина сидела на маленьком складном стульчике, упершись локтями в колени, и с равнодушием, граничащим с тупостью, смотрела прямо перед собой.
— Арбузы! Арбузы!.. Дыни!..
Она ненавидела и то, и другое. Ей был противен их сладковато-приторный аромат. Как была противна и алчность бесцеремонных ос, роем кружащихся над разрезанными половинками спелых плодов.
— Арбузы! Арбузы! Дыни!..
И чего, спрашивается, орать? Для кого? Если тебя никто не слышит? Вон они, эти торбы с деньгами, мчатся себе на дорогих, сверкающих в заходящем солнце автомобилях, и дела им нет ни до этой постылой горы полосатых арбузов, ни до этой пахучей дынной кучи.
Неподалеку взвизгнули тормоза. Ага! Кажется, кому-то все же захотелось вонзить зубы в сахарную мякоть плодов, взращенных на благодатных почвах Астрахани.
— Почем арбузы? — деловито осведомилась моложавая дама в соломенной шляпке и потыкала пальцем в выставленную на прилавке половинку.
— Два рубля за кило, — ответила торговка, незаметно убавляя громкость магнитофона, стоящего у нее в ногах. — Будете брать?
— Пока не знаю. — Дама смерила ее высокомерным взглядом водянистых глаз непонятного оттенка и оглушительно взвизгнула: — Степа! Иди сюда, мой милый!
Степа не замедлил явиться. Его обрюзгший живот колыхался над резинкой хлопковых шорт. Шаркая шлепанцами, он подошел к супруге и, с тоской обведя взглядом торговую точку, вопросительно поднял бровь:
— Ну?..
— Что «ну»?! — не понижая голоса, ответила супруга вопросом на вопрос. — Будем брать?
— Зачем?
— Я что-то не совсем понимаю — куда ты едешь? — Дама грозно выпрямилась, подперев мясистые бока руками, и приготовилась вступить с мужем в перепалку. — Я тебя спрашиваю — куда ты едешь?
С интересом, возникшим непонятно по какой причине, продавщица наблюдала за супружеской стычкой, грозящей перерасти в грандиозную ссору. Во всяком случае, женская половина семейства страстно этого желала. Но супруг ее разочаровал. Поиграв желваками на выбритых до синевы скулах и мысленно наверняка послав ее не один раз и не в одно место, он пожал плечами и обронил:
— Бери сколько пожелаешь. Вам, на даче, может быть, и кстати будет. Мне их не есть. Сама знаешь — дела…
Ах, вон в чем дело! Жену с чадами, приплюснувшими носы к стеклу автомобиля, на дачу, а сам, значит, по делам. Отсюда и такая покорность и нежелание идти на поводу у супруги, затевающей склоку.
