И вот мне приснилось, что сердце мое не болит,
Оно – колокольчик фарфоровый в желтом Китае
На пагоде пестрой… висит и приветно звенит,
В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.
А тихая девушка в платье из красных шелков,
Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,
С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов,
Внимательно слушая легкие, легкие звоны.
Николай Гумилев
Пожалуй, мы тот же Китай, но только без его порядка. Мы едва лишь начинаем то, что в Китае уже оканчивается. Несомненно придём к тому же концу, но когда?
Фёдор Достоевский. Из "Дневника писателя"
Благодарности: Никите за идею и идеи, а также за перевод; Арто за разговоры с чёртом; Рите за вдохновение, Оле за терпение и заботу;
Олегу за главного героя; Люсе за советы и нежный контроль, Юле за иероглиф, Юре за рисунок, Полу Остеру за параллельность извилин.
Дорога с односторонним движением
Первая пуля прошла навылет, зато вторая застряла внутри тела, в правом боку, принялась ворочаться там, точно кутёнок, устраиваясь на ночлег. "С дырочкой в правом боку", – удивленно подумал Олигарх, оседая на угреватый снег. В глазах распустились гвоздики, а рот переполнился жидкой медью. Всё вдруг сделалось неважным, несущественным, словно бы исполненным ваты. Точнее, словно ты сам -
ёлочная игрушка, обёрнутая несколькими слоями ваты, оставшейся с прошлого, даже позапрошлого праздника.
Каждый раз, наряжая ёлку, отец спорил с матерью, нужно ли украшать её "дождиком". Мама требовала весь дождик вывесить на сцену, папа считал, что блестки не должны закрывать игрушки и ветки. Спорили каждый раз на повышенных тонах и каждый год побеждал папа. Мама сдавалась, махала рукой и гордо уходила на кухню.
Снег оказался холодным, проникающим, точно огнестрельное ранение.
Олигарху стало жестко. Потом жарко. Перепады температур и образов детства пронеслись товарняком за несколько мгновений, раз-два-три, на месте фигура замри. Олигарх замирает, теряя остатки разбитого сознания.
…растрачивает остатки сознания, словно падает в толщу слепой воды.
Здесь, на глубине, где тихо и сонно, совсем не зябко, наоборот, тепло, всё теплее и уютнее. Вот уже и снег перестаёт колоться сквозь одежду, звуки улицы становятся глуше, зрение отключается и ты не видишь, как к тебе подбегают охранники, как тормошат, вытаскивая из карманов мобильные телефоны, вызывают скорую помощь, что мчится через весь город… Он видит испуганное лицо жены, наплывающее сверху, и самого себя, остроносого и рано поседевшего, склонившегося над своим серым и почти безжизненным лицом.