Скоро начнутся занятия в школе, а мы с моим дядькой Ильей покоя себе не находим. Да и какой тут, скажите на милость, может быть покой! Мы оба записаны в первый класс. А чем все это обернется, когда всех нас скопом загонят в школу, запрут двери и перед нами предстанет госпожа учительница с указкой в руках, - одному черту известно.
- Пропадут наши бедовые головушки! - зловеще пророчествует дядька Илья, выкатывая на меня глазищи, точно зажаренный баран. - Нет нам спасения.
У меня и без того поджилки трясутся от страха, а он еще тут подливает масла в огонь этими своими предсказаниями, и я напускаюсь на него с диким криком, скрывая испуг:
- Замолчи, а не то я тебя своими собственными руками придушу!
Некоторым может показаться странным, что я так смело обращаюсь со своим дядькой, но не удивляйтесь, сейчас я вам все объясню. Дело в том, что мой дядька Илья, отцовский двоюродный брат, моложе меня почти на целых полгода. Эту разницу в возрасте я никогда не упускаю из виду и при каждом удобном случае вразумляю его колотушками.
Надо сказать, что из-за этого у меня не раз бывали крупные неприятности.
- А ну-ка, подойди сюда! - доносится до меня мамин оклик вслед за очередной расправой с моим двоюродным дядькой. - Скажи мне, за что ты Ильку за уши таскал?
- Он у меня ворону украл и засунул куда-то, - заранее начинаю я шмыгать носом и отчаянно хлопать глазами. - Я вчера дохлую ворону подобрал и спрятал под забором, а он…
- Ах вот как, выходит, какая-то дохлая ворона тебе дороже самого что ни на есть живого дядьки! - в сердцах отчитывает меня мама, а дядька Илья, паршивец этакий, уже, конечно, тут как тут и вопит не своим голосом, будто его на углях поджаривают:
- Ой-ой-ой, мамочки родные, начисто мне уши оборвал, не слышу ничего! Ой-ой-ой, оглушил меня совсем!
- Видал, до чего ты этого несчастного страдальца довел! - всплескивает мама руками. - А ну-ка, Илья, милок, взберись на ветлу да сорви хворостину похлеще!
Эту просьбу мой дядька Илья - ничего, что глухой! - преотлично расслышал, подскочил к ветле, точно заяц, взобрался на нее проворнее белки и давай в побегах шуровать, выискивая хлыст подлиннее. Тут уж он мне не зайцем и не белкой показался, а настоящим чертом рогатым.
- Вот он я, сейчас спущусь! - весело щебечет дядька на ветле, словно он там черешню собирает.
А прут он, видно, выбрал самый зловредный: вжикает он, свистит, сечет и прожигает как молния. И пока мама вощит прутом мой зад, дядька ликующе командует:
- Ожги! Еще ожги!
Пока нижняя часть моей спины после порки горела огнем, я ненавидел Илью, но стоило ему вернуть мне мою дохлую ворону, да еще с осколком зеркальца в придачу, как мы снова мирились и забывали все старые распри.
