Лицо фараона

— Еще немножко, — Володя помешал тушенку палочкой, повернул другим боком к огню. — Чуть-чуть — и завтрак готов!

Володе двадцать три года, но он умеет разговаривать сам с собой. И петь песни. Песни — это, конечно, лучше, чем разговаривать, но с кем, кроме как с собой, поговоришь, когда ближайший лагерь километрах в семидесяти, а ты один в горах, не считая костра, палатки и неба над головой? Может быть, сказывался характер? Характер у Володи живой, общительный, в компании Володя любит пошутить, посмеяться. Свой парень, говорят о нем, и среди людей Володе живется легко.

— Чуть-чуть, — повторил он, любуясь каплей янтарного жира на конце палочки и чувствуя, как у него разыгрывается аппетит.

Утро только что началось, солнце выкатилось нежаркое круглое и красное, как спелое яблоко.

— Где же чайник? — Володя пошарил возле себя левой рукой, не отрывая глаз от палочки и от банки на углях. Чайник оказался тут же, где Володя предполагал найти его.

— Сейчас мы тебя — на жар! — сказал ему Володя и отодвинул тушенку в сторону.

Потер руку об руку, втянув сквозь зубы воздух, — как это делается, когда обожжешься, — и ловким движением, чтобы не обжечься еще, водрузил чайник на камни, положенные среди костра, так что чайник сразу же охватило огнем с трех сторон.

— Так! — сказал удовлетворенно Володя и придвинул к себе тушенку.

Но позавтракать ему не пришлось. Метрах в четырех от себя, на другой стороне костра, Володя увидел чудо. Увидел просто, по-будничному: поднял голову, а оно тут как тут. Это был круглый плоский предмет, наподобие двух суповых мисок, сложенных донцами вверх и вниз. Нижнее донышко, пожалуй, закруглялось более плавно, как яйцо, верхнее было точно, как у тарелки: поблескивал ободок по окружности — выступ, но без единой неровности. На сложенных мисках (миски — чуть маловато, скорее, кухонные тазы) сидела небольшая, со средний арбуз, голова, с глазами, ртом и небольшими решетчатыми дыоками по бокам там, где у настоящей головы должны быть уши. Голова была металлическая, и корпус был металлический. Все сооружение стояло на двух курьих ножках, — это Володя заметил сразу, и это поразило его больше всего. Ножки крепенько упирались в землю, расставив пальцы. Пальцев было четыре впереди и пятый, небольшой, для упора, — на задней стороне каждой ножки. Сооружение было высотой не больше семидесяти сантиметров, но это потому, что ножки были согнуты, как у гуся, предмет не касался земли — присел. Он наблюдал за Володей. Зеленоватые глаза со стоячим, как у кошки, зрачком смотрели на Володю внимательно, но не холодно, и по всему было видно, что предмет сидит и наблюдает за Володей давно, может, с рассвета, а может быть, с ночи, и если Володя не заметил его прежде, то, наверное, потому, что не отличил от камней, разбросанных там и тут группами и в одиночку. А теперь Володя его увидел и забыл про завтрак, про чайник, уже фыркавший на огне. Несколько минут они молча смотрели друг на друга предмет и Володя. Предмет со спокойным любопытством, даже дружелюбием, Володя — в полном недоумении. Может, Володи не заметил этой штуки вчера, — этого самовара на птичьих ногах? Но нет, самовар стоял на тропинке, по которой Володя принес вечером хворост для костра. Тогда самовара не было. Он появился ночью или сейчас, только что, потому что смотрит с таким любопытством. Изумление Володи тоже переходило в любопытство.