Куда ведет сердце

Ноябрь 1835 года. Лондон

– Спасибо, Мостин.

Устроившись в кресле у огня, в гостиной своей фешенебельной квартиры на Джермин-стрит, Барнаби Адэр, третий сын графа Котелстона, взял хрустальный бокал с подноса, поданного дворецким.

– Больше мне ничего не понадобится.

– Прекрасно, сэр, В таком случае я пожелаю вам доброй ночи.

Мостин поклонился и бесшумно вышел.

Барнаби пригубил бренди.

Протянув к камину длинные нога, скрещенные в щиколотках, и упершись подбородком в узел шейного платка, Барнаби сосредоточенно изучал мыски зеркально начищенных сапог, в которых отражались отблески пламени. Казалось, в его мире все устроено как полагается, но…

Его терзало смутное беспокойство.

И не то чтобы в последнее время его преследовали неудачи. Больше девяти месяцев тщательных расследований ушло на разоблачение четверки молодых людей, отпрысков знатных семейств, которым оказалось недостаточно просто посещать места разврата: они задались целью стать владельцами одного из них. Он раздобыл достаточно улик, чтобы предъявить обвинение, несмотря на высокое положение преступников. Дело оказалось сложным, долгим и утомительным. Его успешное завершение было в своем роде беспрецедентным.

Услышав об этом, мать Барнаби чопорно поджала губы и высказала язвительное пожелание, чтобы сын так же безоглядно увлекся охотой на лис, как поимкой злодеев. Она не посмела высказаться более пространно, поскольку его отец принадлежал к руководству столичной полицией.

К тому же сам премьер-министр заявил, что Барнаби безупречно провел расследование.

Барнаби снова глотнул бренди. Сознание победы было приятно, но в душе по-прежнему царила странная пустота.

Возможно, потому, что в настоящий момент у него не было дела, которому можно было посвятить все свое время.

А может быть, причиной такого настроения было время года – сырая осень, когда на землю спускаются холодные туманы, а высший свет покидает столицу, стремясь к теплу загородных родительских поместий, где можно спокойно готовиться к знаменитому лондонскому сезону с его непрекращающимися празднествами. Для него же осень всегда была самым неприятным периодом: уж очень сложно было искать достаточно веские причины, чтобы избегать умело организованных матерью приемов.

Мать успела женить старших братьев Барнаби и выдать замуж его сестру Мелиссу, что удалось ей легко… даже слишком легко. Но в младшем сыне она встретила упорное сопротивление своим матримониальным замыслам.

Оглушительный грохот колес экипажа по булыжной мостовой нарушил размышления Барнаби.

Стук замер возле его дома. Размеренные шаги Мостина проследовали к парадной двери. Интересно, кого это принесло в такой час – поспешный взгляд на каминные часы подтвердил, что уже начало двенадцатого, – и в такую ночь?