Плоская крыша старого многоквартирного дома. Справа – бетонная будка. За ее дверью – лестница, ведущая вниз. Слева на переднем плане – железная скамейка. В глубине сцены на проволоке развешано белье; видны поручни пожарной лестницы. На крыше установлены радиоантенны. Со всех сторон высятся современные многоэтажные здания.
1927-й год. Июньский вечер. Приглушенный, но гнетущий шум большого города. На скамейке сидит Харуко, всецело поглощенная изготовлением украшения на шляпке. У ног ее на листе бумаги лежит еще несколько головных уборов.
Тосико (выходя из будки). Харуко-сан!
Харуко (бросая шляпку). Хелло!
Тосико. Что, устала?
Харуко. Ага. (Улыбается.) Ой, какие у тебя каблучки высокие, просто чудо!
Тосико. Страшновато мне на них.
Харуко. Да что ты! Такие шикарные туфли.
Тосико. Ноги большие, нет? Когда я их в магазине примеряла, тетушка Ямасита все сомневалась. Говорила, что форму потеряют… (Явно любуется своей обновой.)
Харуко. Скажи, как тебе здесь нравится?
Тосико. Знаешь, неуютно. Я не про туфли, это чепуха. Жить в Нью-Йорке неуютно.
Харуко. Хочешь обратно в Японию?
Тосико. Ой, нет, что ты, что ты!
Харуко посмеивается.
Но вот иногда вдруг найдет на меня что-то, места себе не нахожу. (Расчувствовавшись.) Я глупая, да?
Харуко. Брось… Еще полюбишь Нью-Йорк, про Японию и думать забудешь.
Тосико. А ты?
Харуко. А мне отсюда никуда не хочется.
Тосико. Боюсь я этого Нью-Йорка.
Харуко. Тут каждый занят своим делом, и больше его ничего не интересует. Такой уж это город. Поэтому в смысле всяких антияпонских настроений тут безопасно. (Вздыхает.)
Тосико. Устала? (Присаживается рядом с Харуко.)
Харуко. Утомилась. Столько ходила – улицы прямо как свалки.
Тосико. Я так долго искала этот дом.
Харуко. Если будет время, покажу тебе Нью-Йорк.
Тосико. Тетушка Ямасита меня уж водила кое-куда. Только мне было неприятно. Что-то в этом есть гнетущее, знаешь… (Грустно улыбнувшись.) Конечно, в Японию я все равно уже не вернусь…
Харуко (с усмешкой). Ну, и когда же вы идете в мэрию?
Тосико. Через несколько дней… (Встрепенувшись.)