Птенчики в окопах

Я крепко спал, накрывшись хозяйским тулупом, когда прибежал Вячка Билетов. Я не слышал, как он дубасил ногами в ворота, переполошил соседских собак, поднял хозяина. Вячка сбросил с меня тулуп.

– Лёнька, выступаем!

Я сел на топчане, из открытой двери обдало морозом; у меня сразу застучали зубы. Вячка схватил за плечо пятернёй в ледяной перчатке:

– Ноги в руки и топ-топ! А я побежал других собирать… – он выскочил; дверь, обросшая по краю льдом, закрылась неплотно.

Была ночь на 12 января 1919. Наш 5-й Сызранский полк стоял в Оренбурге, на который наступали красные: с северо-запада и с юга, от Актюбинска. Меньше суток назад наш полк отвели с северо-западного участка, мы встали на квартиры, и вот – тревога.

Обуваюсь. Хозяин, малорослый бородатый возчик, дымит самокруткой, поглядывает на мои американские ботинки с голенищами. Натягиваю их на толстые шерстяные носки. Ботинки достались по счастью. Когда летом восемнадцатого я, кузнецкий гимназист, вступал в Сызрани в Народную Армию Комуча, мне подфартило. В интендантстве оказался приказчик галантерейного магазина из Кузнецка Василий Уваровский. Он и постарался, чтобы американские ботинки были у всех кузнечан.

Ребят, с которыми я пришёл в Сызрань, было больше тридцати. К нынешней ночи нас осталось двадцать четыре. Почти все мы – из одной гимназии.

– Х-хе, сударь солдатик, без ног будете, – замечает хозяин, посиживая подле меня на табуретке, тянется рукой к моему ботинку, – одна кожа, без подкладки?

– С подкладкой, – возражаю я, – да и носки!

Он качает головой. Не знаете, мол, наших оренбургских морозов. То, что до сих пор было, – это ещё не морозы. Нынче – уже да! Как пошлют вас в степь, на ветер… Убеждает сменять ботинки на валенки: у него есть запасная пара.

Я вспоминаю, как последние недели в степи коченели ноги, но отдать мои тёмно-жёлтые, с рыжинкой, мои высокие ботинки свиной кожи – надрывается сердце.

– Чтоб душа у вас кровью не залилась, можем эдак, – предлагает хозяин. – Коли воротитесь и скажете – валенки, мол, вам были без надобности, я возверну вам ботиночки.

Соглашаюсь. Хозяин одобрительно бормочет:

– Умно! Ещё как умно. – Даёт мне мятые листы обёрточной бумаги: из такой в лавках сворачивают кульки для пряников, сахара. – Поверх нательной рубашечки, сударь, завернитесь. А после – пухом… – суёт пуховый оренбургский платок. – У нас так-то говорят: на басурмана – отвага, на мороз – пух да бумага.

Прибегаю к школе прапорщиков, где наш штаб полка. Во дворе курят человек десять добровольцев, поёживаются на морозе. Другие несутся мимо них в здание. Звонко скрипит утоптанный промёрзший снег. Я тоже спешу в школу, в столовую. Увы, варевом тут не пахнет.