ОТ АВТОРА
Рефлексия не только как сама мыследеятельность,
но как форма движения мысли в когнитивном (всеобъемлющем
понимании Мира как целого) для любого человека
могут служить и философией, и наукой, и искусством.
И если каждая из этих категорий оказывается во
власти собственной гордыни, полагая эклектикой все,
что выходит за пределы самих категорий философии,
науки, искусства, то это происходит, прежде всего, от
людской слабости тех, кто служит философии, искусству
и науке, полагая нерушимость и вечность стен узаконенных
категорий. Но еще Шопенгауэр в своем когнитивном
полете свел все в "Die Welt als Wille und
Vorstellung" к воле и представлению, хотя труд и мыследеятельность
более весомые категории осознания челове
чеством самого себя.
Вот почему над пылью театра мыследеятельности
любых категорий старый портной Кабалы в искусстве не
менее сведущ, чем русский поэт Некрасов не опознавший
гениальности поэзии Ф.Тютчева или критик Белинский,
отдававший лавры прозы Э.Сю и походя клевавший
гений Бальзака. А ведь даже простая женщина
Денисьева (гражданская жена Ф.И.Тютчева), заглянув в
душу гениального поэта, ужасалась: "Мой неразвлекаемый
Людовик XIV"….Душа женщины эзотерична по
своей сущности.
В этом смысле недаром русская религиозная философия
в ментальном плане вовлекает в сферу триипостасности
софиологию как единое всемирное женское
начало.
Автор попытался показать, что и "Воронья слобода…"
и срез рефлексии в поэзии Ф.И.Тютчева, и эзотеризм
"Философского камня" ѕ,в сущности, гардероб театра по
имени ѕ "ментальная рефлексия", пользуясь которым,
осознаешь глубинные течения жизни как покоя, т.е.
нирваны.
Посвящается 100 –летию со дня рождения проф.Н.И.Кобозева
Воронья Слобода, или как дружили
Николай Иванович и Сергей Сергеевич
“Пускай олимпийцы завистливым оком
Глядят на борьбу непреклонных сердец…”
Ф.И.Тютчев
Глава первая
Вороны, черные вороны, это Сергей Сергеевич видел
совершенно отчетливо, шагали по ровно подстриженной
почти изумрудной лишь с небольшими проплешинами
траве. Они открывали свои черные, до блеска лакированные
как башмаки клювы, сварливо поглядывая
почти не мигающими серо-черными глазами на Сергея
Сергеевича. А он, Сергей Сергеевич, точно видел их
асфальтового цвета сюртуки-оперение и почти явственно
слышал их разговор-скороговорку: “Пора чистить,
порра чистить, чистить пора! ”.
Слегка косолапя и отважно перемещаясь по широкому
полю изумрудно-зеленого ковра травы, они подскакивали
и еще что-то шептали друг другу, сговариваясь
между собой в коллективных действиях.
Сергей Сергеевич посмотрел наверх. И увидел небо.
