Оно было ярко-синим, но почему-то просматривалось
свкозь белоснежные переплеты, которые образовали
между собой облака, почти неподвижно повисшие над
ним, и он как будто бы смотрел, смотрел и видел этих
воронов и зеленую, чисто изумрудного цвета, траву и
оконные переплеты облаков, и синее, ярко синее небо и
самого себя, лежащего на травянистом ковре, но он же
осознавал себя вне себя в этом странном ярком мире, где
время как будто бы стало, но позволяло отличить
аптечно – точное движение воронов друг от друга, их
разговоры и самих себя неподвижного и слабого там, на
траве, и живого, энергичного здесь, где-то над всем
театральным действием, уже начинавшим его утомлять.
Да, да, он в своей неподвижности и сам был похож на
громадную птицу, опрокинутую на спину. Только на этой
необычной птице были необъятных размеров брюки,
облегающее его рыхлое, Сергея Сергеевича, тело;
белоснежная сорочка, слегка скомканная силой
подтяжек была наглухо застегнута, а черная бабочка
углами своей жесткой материи давила на его удвоенный
подбородок, увеличивая размеры и без того полных щек,
ниспадавших бульдожьими брыльями на саму сорочку и
закрывавшими всю его шею. Голубые глаза Сергея
Сергеевича были широко открыты, все его лицо,
излучавшее приятность необыкновенную, было бледно,
и только громадная блестящая как биллиардный шар
лысина казалась розовой и обрамлялась платиной
седины. Пухлые кисти рук, одна из которых была
неестественно отброшена назад несколько в сторону, в
то время как другая сжимала ручку портфеля набитого
бумагами, но не так, чтобы их там было много, этих
бумаг, но ровным счетом столько, чтобы относительно
обладателя этого портфеля можно было сказать, что он
человек умный и еще многое, многое помнит из того, что
и в бумагах портфеля отсутствует.
Можно даже было подумать так, что тело Сергей
Сергеевича лежало, а то, что называется душой, витало.
Это витание воспринимало все окружающее в таком
свете, в котором и передавалось в сознание лежащего.
Некоторые сомнения вызывали вороны и их обличие.
Чтобы такое значили эти вороны и зачем их
присутствие рядом с ним, Сергеем Сергеевичем? И
только, когда они уже слишком настойчиво стали
подступать к его опрокинутому на траву телу и
требовательно так вопить, грассируя рычащую букву в
слове: “Порррра!”,– он понял, что его зовут на чистку,
которая в текущую среду имеет быть в их институте на
Карповке, где ему и многим предстояло очистить свое
буржуазное прошлое и обелить себя перед органами
Советской власти, проводившей чистку в “Физико-
химическом институте” для упорядочения советского