Эта история началась в конце сентября. Кажется, во вторник.
Точно, в начале недели, потому что наша классная руководительница Ольга Максимовна (подпольная кличка Максюта) со вздохом сказала:
— Хорошо неделька началась.
Но не в понедельник: по понедельникам мамин киоск закрыт, а в тот день она была на работе.
Мама была на работе, обед меня не ждал, я шел из школы не спеша, и на душе у меня было скверно.
Я получил вензель по алгебре.
Вензель — так у нас в городе называют обыкновенную двойку.
Но дело было даже не в вензеле: за свою недолгую жизнь я нахватал их не меньше двухсот и успел притерпеться.
Про таких, как я, героев труда в нашей школе говорят:
— Парень бравый, вся грудь в вензелях.
Правда, это была первая двойка в новом журнале за восьмой класс: как сказала Ольга Максимовна, состоялось открытие сезона.
Бедную Максюту это обстоятельство расстроило больше, чем меня. Она не понимала (или не хотела понимать), что рано или поздно это должно было случиться: журнал без вензелей — миф учителей. В таком журнале и пончики (в смысле пятерки) будут выглядеть подозрительно: филькина грамота, а не журнал.
Настроение мне испортила не столько двойка, сколько сама Максюта.
— Ты забываешь, Алёша, что тебя перевели условно: сделали снисхождение.
Так и врубила, открытым текстом. Ладно бы наедине, а то во время урока, при всех.
Я не нуждался ни в каких снисхождениях: я не был ни дебилом, ни эпилептиком, а вензеля получал только потому, что слишком много запустил — начиная с шестого класса, когда от нас с мамой начал уходить отец.
Я говорю "начал уходить", потому что по-другому не скажешь: в первый год отец уходил редко и ненадолго, на следующий год — часто и надолго, пока не ушел насовсем, да и то не окончательно: даже после развода продолжал навещать нас по законy, хотя лучше бы ему этого не делать.
Вот и вышло, что два года мне было совершенно не до занятий: мама плакала, и мне приходилось то мирить ее с отцом, то уговаривать, что всё обойдется, без него проживем.
Во всех этих делах я держал сторону матери: отец в другую жизнь меня с собой не звал, а мама в этой жизни от меня не отказывалась, за что я, конечно, был ей благодарен.
Хотя, если правду сказать, оба они замучили меня своими страданиями: то один изливает душу, то другая, то вместе, наперебой, с попреками, угрозами, с подробностями, которые мне и знать-то не положено… как будто я не общий их ребенок, а сосед-старичок.
