Убийство — часть его жизни. Едва заметное дуновение — движение.
Он, как и все ночные охотники, передвигается стремительно.
Быстро осмотреться, втянуть в себя воздух, почувствовать тонкий, едва уловимый запах жертвы; он у каждой разный: от кого-то пахнет молоком, от кого-то — дешевым спиртным. Девушки часто благоухают розами: они любят душиться розовой водой. Он не любил розовой воды: она портила обоняние, мешала ощутить тепло струящейся под покровом кожи крови — такой приятной, солоноватой на вкус.
Вот она, беспечная жертва — заблудившийся охотник или неосторожная парочка, предавшаяся любви на лоне природы. Он слышит их шумное дыхание, неровное биение их сердец.
Тень мелькает от дерева к дереву.
Им бы насторожиться, оторваться на время от жарких тел друг друга и прислушаться. Хотя, что вы можете услышать, ведь он ступает неслышно, разве что чуткий слух косули различит его поступь. Но вы так заняты собой, что ничего не замечаете.
Ночь — его любимое шелковое покрывало, в которое он обертывается каждый раз, когда голод берет за горло. Охотиться днем запрещает закон, но ночью лес становится его территорией.
Жаркий блеск сосредоточенных красно-коричневых глаз. Мышцы напрягаются, волна дрожи проходит от шейных позвонков до кончиков пальцев. Еще одно мгновение — и прыжок.
Убивать нужно быстро, нанося один единственный удар. Он никогда и не наносил больше, его жертвы умирали без предсмертного крика, едва соприкоснувшись с поцелуем вампира.
Эйдан любил, когда ему попадались парочки: тогда он мог поделиться с Ульрикой. Он привык, что она всегда была рядом, что их тени переплетались под покровом ночи, как потом их тела после сытного пиршества, прямо там, рядом с этими выпитыми до дна глупыми людишками.
Ульрика… Она была гибкой, как кошка, и во взгляде у нее было что-то кошачье, недаром она так ловко загоняла в ловушку целые купеческие караваны. С такой напарницей нечего было волноваться за завтрашний день, когда у них заканчивались запасы еды, Ульрика просто надевала свое белое платье и, поцеловав Эйдана, отправлялась на охоту. Помнится, он все время спрашивал, почему она выбрала маркий белый цвет, а Ульрика каждый раз с усмешкой отвечала:
— Потому что люди считают его цветом невинности.
И она выглядела невинной, будто непорочная незамужняя дева, в своем белом платье с газовым шарфиком на шее, стыдливо прикрывавшим грудь.
Ульрика заплетала волосы в две длинные косы и укладывала их на затылке, потом доставала из сундука дорогие кожаные ботинки (обычно она ходила босиком, ее ногам не страшны были царапины и занозы) и уходила в деревню.
