С детства меня не покидало ощущение, что с моим рождением связана какая-то тайна. Я росла абсолютно непохожей на других обитателей Дауэра.
У меня вошло в привычку бегать к ручью, отделявшему наш дом от Оуклэнд Холла, и подолгу смотреть на воду, словно надеясь прочитать в ней ответы на беспокоившие меня вопросы. Рука судьбы намеренно указала на это место. Однажды когда няня Мэдди обнаружила меня неподалеку от соседского замка, на ее лице появилось выражение неподдельного ужаса.
– Зачем вам приходить сюда, мисс Джессика? – уговаривала она. – Мисс Мириам страшно разозлится и вообще запретит гулять.
«Вечные тайны! Почему нельзя бегать к ручью, да еще с таким красивым мостиком?»
Конечно, меня больше манил величественный замок Оуклэнд Холл.
– Тут интересно, – упрямилась я.
Нет ничего слаще запретного плода, а поэтому ручей продолжал притягивать как магнит. Никто из домашних не объяснил, в чем дело, и я стала бывать там еще чаще.
– Нельзя убегать так далеко от дома! – настаивала Мэдди. Я немедленно поинтересовалась, почему. Няня недаром прозвала меня «мисс Почемучка».
– Это проклятое место, – заявила она. – Я слышала, как мистер Ксавьер и мисс Мириам говорили о ручье. Лучше держаться от него подальше!
– Почему?
– Опять вы за свое! – возмущалась няня. – Поверьте на слово и не ходите сюда.
– Здесь что, водятся призраки? – спросила я.
– Вполне возможно.
Но никакие уговоры не подействовали, и я частенько сиживала на берегу, раздумывая, как крошечная речушка берет начало в горах, течет дальше и, наконец, впадает в старую матушку-Темзу, несущую свои могучие воды в море.
Тогда я много раз задавала себе один и тот же вопрос: «Откуда тут взяться опасности?»
Вода прибывала лишь во время сильных дождей, а в солнечную погоду на коричневом илистом дне виднелись разноцветные камушки. На противоположном берегу росла плакучая ива. О чем она горевала? О какой трагедии могла рассказать?
Так в детстве я отправлялась к ручью и размышляла в основном о том, почему в замке Дауэр со мной обращаются, как с чужой. Нельзя сказать, что это меня особенно тревожило. Несхожесть с его обитателями только радовала. Но откуда взялось столь странное имя – Опал-Джессика? Как матушка, женщина весьма строгих правил, могла назвать меня столь легкомысленно? Несчастный отец явно не имел к этому никакого отношения. Над ним, будто облако, висело какое-то проклятие, да и надо мной тоже.
Никто в доме не произносил моего настоящего имени, но в разговорах с самой собой, которые происходили постоянно, я называла себя экзотически – Опал. Меня слишком часто оставляли одну, а это способствовало тому, что детские впечатления окутала завеса тайны, через которую я никак не могла проникнуть. Няня Мэдди изредка зажигала лучик знания в этом тумане, но его тусклый блеск не вносил полной ясности, а только больше запутывал все.
