А.М.Горький
Жизнь Клима Самгина
Часть третья
Дома, по комнатам тяжело носила изработанное тело свое Анфимьевна.
- Схоронили? Ну вот, - неопределенно проворчала она, исчезая в спальне, и оттуда Самгин услыхал бесцветный голос старухи: - Не знаю, что делать с Егором: пьет и пьет. Царскую фамилию жалеет, - выпустила вожжи из рук.
Самгин попросил чаю и, закрыв дверь кабинета, прислушался, - за окном топали и шаркали шаги людей. Этот непрерывный шум создавал впечатление работы какой-то машины, она выравнивала мостовую, постукивала в стены дома, как будто расширяя улицу. Фонарь против дома был разбит, не горел, казалось, что дом отодвинулся с того места, где стоял.
"Свершилось, - думал Самгин, закрыв глаза и видя слово это написанным как заголовок будущей статьи; слово даже заканчивалось знаком восклицания, но он стоял криво и был похож на знак вопроса. - В данном случае похороны как бы знаменуют воскресение нормальной жизни".
Думалось лениво и неутешительно, мешали Митрофанов, Лютов, мешало воспоминание о Никоновой.
"Неужели она донесла на Митрофанова?"
Затем он вспомнил, как неудобно было лежать в постели рядом с нею, она занимала слишком много места, а кровать узкая. И потом эта ее манера бережно укладывать груди в лиф...
Несколько часов ходьбы по улицам дали себя знать, - Самгин уже спал, когда Анфимьевна принесла стакан чаю. Его разбудила Варвара, дергая за руку с такой силой, точно желала сбросить на пол.
- Проснись же! Ты слышишь? Около университета стреляли...
Она была в шубке, от нее несло холодом и духами, капельки талого снега блестели на шубе; хватая себя рукою за горло, она кричала:
- Ужас! Масса убитых! Мальчика...
- Мальчика? - повторил Самгин. - А может быть...
- Что - может быть? А, чорт!
Ей, наконец, удалось расстегнуть какой-то крючок, и, сбросив холодную шубку на колени Клима, срывая с головы шляпку, она забегала по комнате, истерически выкрикивая:
- И вообще - решено расстреливать. Эти похороны! В самом деле, - сам подумай, - ведь не во Франции мы живем! Разве можно устраивать такие демонстрации!
В столовой голос Кумова произнес:
- Какое... безумие!
- Кто стрелял? - недоверчиво спросил Самгин.
- Из манежа. Войска. Стратонов - прав: дорого заплатят евреи за эти похороны! Но - я ничего не понимаю! - крикнула она, взмахнув шляпкой. Разрешили, потом - стреляют! Что это значит? Что ты молчишь?
И она убежала, избавив Клима от обязанности говорить.
"Наверное, преувеличено", - соображал он, сидя и вслушиваясь в отрывистые выкрики жены:
- Да, да... ужас!
