Прозоров Александр
Голубенькие глазки
Он сидел на рынке за прилавком с таким видом, будто оказался здесь случайно, просто присел отдохнуть и все выставленные безделушки не имеют к нему самому ровно никакого отношения. Мужик, несомненно, собирал таким образом на выпивку - заношенное до невозможности пальто, засаленная вязаная шапочка, мятые брюки и стоптанные армейские ботинки уверенно подтверждали эту мысль. Интересно, откуда у него оказались эти густо смазанные дверные петли, ригельный замок и полная коробка дюймовых гвоздей? Влез, поди, в чью-то пустующую дачу и уволок все, что под руку попалось.
Еще он продавал плоскую бутыль из тонкого прозрачного стекла. В бутыли плавали глаза. Глаза, сделанные столь аккуратно, что казались настоящими.
Я взял бутыль в руку, наклонил; глаза, чуть колыхнувшись, продолжали смотреть прямо перед собой - наверное, в них был вделан балласт, заставляющий плавать строго в одинаковом положении. Я представил себе их немигающий взгляд за стеклом книжной полки - на бабенок должно производить убийственное впечатление. Словно наяву послышались их испуганные вскрики и вызвали невольную улыбку.
- Сорок пять, - сказал он, не шелохнувшись, будто меня и не существовало.
Водка в соседнем ларьке стоила тридцать два рубля.
- Тридцать два, - предложил я.
- Сорок пять, - повторил он, поглаживая прилавок, и честно объяснил: - закусон тоже купить надо.
Против подобного аргумента возразить было нечего.
* * *
Ночью послышался стук в окно. Я высунул из-под одеяла голову. С книжной полки таращились глаза, деловито тикал будильник, призывно поблескивала в неясном свете уличного фонаря бутылка "Чинзано". Жалко, пустая.
Тишина. Да и кто может стучать в окно третьего этажа? Померещилось.
Я вновь уполз под одеяло и тут же услышал стук. Я затих. Оглушительно щелкали часы, с посвистом шелестел за окном ветер, таинственно поскрипывал паркет. Жалко, что бутылка пустая, "Чинзано" - лучшее снотворное. Отблеск на бутылке на мгновение исчез, словно перед окном кто-то прошел, заслонив фонарь, и вновь послышался стук.
Я встал, завернулся в одеяло и отодвинул легкую тюлевую занавеску. За окном блеснуло оскалом безгубого рта слепое лицо.
Вместо носа темнел провал, лохмотьями висела кожа, волосы покрывали голову отдельными клочками, а проплешины сливались в жутковатый рисунок. Тело казалось изможденным до крайней степени, оно было серым, выпуклости черными, словно кто-то прошелся паяльной лампой.
- Глазки мои, глазки, - прохрипело существо и протянуло костлявые руки. Пальцы деревянно стукнулись о стекло. Я шарахнулся назад и рухнул на пол.
