Тилин-тилин. Пластмассовая игрушка-неваляшка. Танцует, раскачивается и вращается. Раскачивается и вращается. Оплавлен бок, и слегка выцвела краска. Тилин. Но не сотрется улыбка. Синие-синие глаза — были, когда-то. Теперь — блекло-серые. Бессмысленный взгляд. Покачивается. Замирает. Ей не страшно.
Чудовище. Голый череп с неповторимым рисунком — разводами ожоговых шрамов. Оплавленное и застывшее лицо — он чем-то похож на ту игрушку. Тоже покачивается. Только не улыбается. Вытекший глаз и безгубый провал рта. Узловатый скрюченный палец, кость и пергамент-кожа, толкает округлый желтый бок — тилин-тилин.
А еще мелодия — в такт. Тин-тин-тили-тили-дин. Еле слышно.
Черная комната и черная пыль, везде пыль. Луна осторожно заглядывает в разбитые окна. Боится порезаться. Ей еще много чего предстоит увидеть — Луне. Монстр тоже на нее иногда смотрит слезящимся единственным глазом. Он видел ее и другой — Луну. И чего-то еще ждет. Глупец.
Тин-тили-тили-дин. Слегка щербатые звуки — сломан колок, или молоточек, или еще что-нибудь. Не хватает целой ноты. Серебряная шкатулка возле неваляшки. На ней тоже нет пыли — ведь механизм время от времени заводят. Жизнь — сжатая пружина. Когда-нибудь лопнет, сломается. Но сейчас — Луна с Чудовищем слушают Музыку и смотрят друг для друга.
Тили-дин, дон-тили-дин. Похоже на «Щелкунчика» Чайковского — картина три, сцена пять, вариация вторая — «Танец Феи Драже»… впрочем, во Вселенной так много подобных друг другу мелодий.
Возможно, и Монстр может выглядеть несколько иначе. Кружиться в безумном танце посреди волшебного леса, дарить комплименты красавицам в невесомых лоскутных платьях. Никто даже не почувствует, что внутри него — лишь темная комната и черная пыль, желтая неваляшка, серебряная мелодия. И Луна — многоликая. И необузданная страсть к убийству богов.
Просто хочется верить, что все может быть не так. Что это сон.
Тилин-тилин. Неваляшка.
Тин-тили-тили-дин. Шкатулка.
Странные, странные вещи могут, волей не менее странных существ, стать самыми могущественными артефактами.
Дальний забой. Кирка взлетает и с силой вгрызается в камень, высекая искры, возвращая энергию удара обратно в ладони, локти, плечи, сколотые крупинки бьют по лицу, по глазам, как бьет с раздражающей периодичностью по ушам опостылевший скрежет металла о породу. Пыль, вездесущая, оседающая на одежде, на руках, на лицах, делающая узников похожими на черных демонов, сверкающих слезящимися белками, пыль, не менее толстым слоем, чем на коже, покрывающая наши внутренности — легкие, желудки, проникающая, кажется, в самую кровь.
