В новогоднюю ночь, когда дети и взрослые собираются вокруг елки и пусто на улицах, Старшая Фея Леса летает над Старым Городом, прижавшимся к Сосновому Бору, где она живет вместе с сестрой, тоже Феей Леса, но только Младшей и, как говорят, немножко глупенькой. Фея торопится, потому что сестра ни за что не сядет одна за праздничный стол. Она торопится, но все-таки хоть на минуту останавливается у каждого окна Старого Города. Этой ночью нужно услышать все мечты, все до единой; мечта, которую она не услышит, — умрет, а если умирает мечта — это почти так же невозвратимо, как если умирает человек.
Вот Фея приблизилась к вросшему в землю домику, вгляделась в единственное окно; маленькая девочка сидела рядом с матерью на дощатом топчане.
— Мама, — тихо пожаловалась девочка. — Мне почти семь лет, а я никогда не видела новогодней елки.
Фея открыла форточку и дунула. Зеленое облачко, возникнув у её губ, пролетело в каморку. Там, где облачко коснулось пола, выросла елка, увешанная мандаринами, позолоченными грецкими орехами, чудесными игрушками.
Фея улыбнулась и подлетела к соседнему дому, окно которого было изнутри забрано решеткой из толстых чугунных прутьев. Прижавшись к стеклу, она увидела Скрягу. Это был не старый еще человек с длинным острым носом и крошечными злыми глазками. В углах его жилища — огромного сарая с низким потолком и голыми стенами — стояли мешки, доверху наполненные золотыми монетами. Посреди закопченного потолка был вбит чугунный крюк. На квадратном столе лежала освещенная керосиновой лампой карта. Черной краской на ней был обведен Город. А старую сосну в глубине Бора — Фея ее сразу узнала — перечеркивал синий крест.
— Это только начало, — бормотал Скряга, сидя на колченогом стуле, — Я разорю всех и скоплю не четыре, а сто мешков золота. Тогда я куплю и вырублю Бор до самой маленькой елочки. Старшая Фея уберется позлу-понездорову вместе с дурацкими новогодними чудесами.
Фея услышала похвальбу, вытянула губы и сильно дунула. Серое, почти прозрачное облако, возникнув в воздухе, влетело в жилище Скряги. Там оно сгустилось, как сгущаются обычно облака в капли дождя, и стал виден Эльф с прозрачными, как у стрекозы, крыльями.
Эльф облетел углы неприятного Скрягиного жилища, касаясь золота зеленой палочкой. Сразу же зазвучал звонкий шорох, какой можно услышать лишь поздней осенью в лесу. В этом не было ничего удивительного: монеты во всех четырех мешках превратились в опавшие листья. Они летели вверх, будто поднятые ветром, кружили под потолком. Скряга ничего не замечал, пока сырой, холодный кленовый лист не сел ему на нос. Вот тогда-то Скряга очнулся. Он стал вытряхивать мешки: пусто. Хотя ничего нельзя было разглядеть за окном, в темноте, но Скряга сразу понял, чьи это проделки.
