Кто её зовёт?
— Вон ту девочку зовут Аня.
— Кто её зовёт, папа? — недоумённо спросила дочка.
— Все её зовут!
Отец не понял, что для неё, трёхлетней, «звать» означало «подзывать», «называть по имени, прося подойти». Однако сейчас она не слышала, чтобы кто-нибудь кричал той девочке:
«Аня! Аня!»
А человека, которого никто не зовёт, не зовут никак.
Чудо
— У божьих коровок есть свои больницы, — заявила Янка. — Заболеет какая-нибудь, или лапку сломает, так её божья коровка-скорая помощь на спинке в больницу отвезёт.
— Врёшь ты всё, — не поверила Ирка.
Они были сёстрами, но двоюродными, и второе отравляло Янке всю радость от первого. Когда общая бабушка, у которой они сейчас гостили, выпускала смуглую Янку и беленькую Ирку поиграть на улице у калитки, и у них спрашивали:
«Вы сестрички?», Янка отвечала «Да!» и страшно злилась на Ирку, всегда прибавлявшую:
«Двоюродные».
Она была на полгода старше пятилетней Ирки, и обычно та с удовольствием верила всем её выдумкам. А тут вдруг отказалась.
— Божьих коровок — скорых помощев не бывает!
— А вот и бывает! — не сдавалась Янка, сама себя уже убедившая.
— Вруша, вруша, гнилая груша!
— Ирка-дырка!
— Янка-поганка!
Они сцепились и в этот день так и не помирились. А на следующее утро Янка увидела: по песчаной садовой дорожке через пятна света и тени быстро ползёт крупная божья коровка, а на спинке у неё сидит другая.
— Ирка! Ирка-а-а-а!
Та прибежала со всех ног. «Смотри!» — показала Янка и хотела добавить:
«Извинись!», но почему-то не стала. Она ведь и сама не знала, каким чудом её выдумка вдруг превратилась в правду.
Ирка посмотрела и уважительным шёпотом спросила:
— А что у неё болит?
В гостях
Сидевшая на диване старуха, к которой подвели Серёжу, напоминала трухлявый кривой сучок. Она подняла голову, похожую на маленькой череп, и мальчик увидел, что оба её зрачка густо замазаны белым.
— Тётя Аня, вот Серёжа! — громко крикнула мать.
Тётя Аня не ответила ничего. Когда же родители вышли в коридор, она вдруг заговорила дребезжащим голоском. То была настоящая импровизация, но в свои неполные шесть лет мальчик не знал такого слова. Он просто понял: тётя что-то выдумывает вслух.
Мальчик ест только конфеты.
Только конфеты, торты и пирожные.
И не хочет смотреть ни на что другое.
«Неправда», — сказал мальчик. «Я конфеты не люблю». Он и в самом деле их не любил. Взрослые думают, будто все дети должны обожать сладкое. Одного этого было достаточно, чтобы Серёжа его возненавидел. Он полюбил лимоны: сначала назло, а потом по-настоящему. Он мог съесть целый лимон, со шкуркой и без сахара.
