ВМЕСТО ПРОЛОГА.
ЗАБЕГАЯ ВПЕРЁД…
Полвторого ночи. Пустынный перекрёсток летнего города.
Посреди перекрёстка, в груде мусора, сидит человек. Растопыренными пальцами он похлопывает по мусорным кучкам, словно огромный младенец, и хихикает от удовольствия. Вокруг и внутри зловонных холмиков шныряют крысы. Время от времени они останавливаются с обожанием посмотреть на грязного, вонючего психа.
Вытянутый по дороге свет предупреждает о приближении машины. Такси несётся спокойно, но за секунды до мусора прибавляет ходу, будто удирая.
Следующая машина тормозит. Выходят двое. Они говорят слишком громко для пустынной ночи. Измазанный гнилью, нагой, но весёлый псих бурно их восхищает. Они громогласно обсуждают его, и псих, кажется, соображает, что уже не один.
Он сияет от радости, теперь уже безостановочно хихикая. Чтобы разглядеть это чудо в перьях, один из ночных гуляк подходит ближе и, зажимая нос, хочет задать простенький и в общем-то праздный вопрос. И смотрит в призрачно-голубые глаза, и слышит ШЁПОТ-ШЁПОТ-ШЁПОТ, и не замечает, как падает на колени, как псих кладёт левую руку на его плечо, правую — на лицо. Пальцы правой внезапно обретают длиннейшие когти. Секундная пауза. Короткое резкое движение. Глуховатый треск, влажное хлюпанье… Второй пятится назад, выпуча стекленеющие глаза на безголовое тело недавнего собутыльника. Но шёпот психа вновь шелестит в прохладном воздухе, и тускловато блестящие глазёнки крыс бесстрастно наблюдают… Только они да исступленно-багряная луна становятся свидетелями второго убийства. Только они слышат безмятежное хихиканье психа…
Только они видят, как у сиротливо притихшей легковушки останавливается ещё одна машина.
… Теперь назад. Ненамного.
Полпервого ночи.
У луны горячий, красноватый оттенок, но свет она на землю испускает по-прежнему насторожённо-белый.
Сегодня луна любопытной сплетницей заглядывает в несколько окон, проверяя, всё ли на месте.
Гроб на месте.
На месте темноволосый парнишка, напряжённым солдатиком вытянувшийся в постели. Лунный свет касается его лица, и он распахивает ресницы и глухо рычит, ощерясь высокомерным оскалом. Игра света или теней — но его верхние клыки резко вытягиваются, а слепые со сна глаза отбликивают алым.
На месте второй. Луна бесцеремонно лезет будить и его, но здесь её нахальство не проходит. Поднимается тень, тоже сонная, призрачная, в то же время достаточно плотная, чтобы защитить лежащего от настырного света. Тень сначала напоминает широкий плащ, поднимаемый с пола. Но по мере роста появляется законченный змеиный силуэт с полураспахнутыми крыльями летучей мыши. Тень неподвижно пережидает пару часов, пока лунный свет перемещается из одного угла комнаты в другой. Затем отчётливый силуэт снова сминается в нечто бесформенное и опадает.
