- А интересная у неё манера спать. Положит голову тебе на грудь, а ногу забрасывает аж на живот, - Игорь продолжал что-то усиленно искать на захламлённом столе, и произнёс эти слова, увидав, что Иван лежит на кровати уже с открытыми глазами. До Ивана не сразу дошёл смысл фразы, но когда он понял, о чём сказал его друг, то ему показалось, что его обдали кипятком - горячая волна окатила с ног до головы. И причиной этому было не зверское похмелье, просто ему стало ясно, что именно вчера произошло.
- Но ты же, знаешь, что я не люблю с бабой всю ночь спать, вот и пришлось под утро сюда тащиться, - продолжил, как, ни в чём не бывало Игорь. Немного погодя он нашёл более-менее целую сигарету, закурил, и плюхнулся обратно, на свою койку. Иван со стоном перевернулся лицом к стене. Ему хотелось умереть. Кто, та «баба», которая не давала его другу спать, он хорошо представлял. Его стон Игорь воспринял по-своему:
- Что, хреново, друган? Что-то ты вчера быстро окосел. Говорил я тебе «не пей портвейн», а ты всё подряд херачил, вот и результат. Ничего, сейчас пойдём в «Русскую кухню», выпьем минералочки, поедим соляночки, сразу полегчает!
Неожиданно в электронных часах Ивана заиграл будильник. «Какого хера я поставил будильник, зачем мне надо было встать в 8 утра? Неужели он ничего не понимает? Или специально меня травит? Ну, всё, надо встать и пойти умыться», - мысли в голове путались. Иван откинул тонкое общаговское одеяло, с трудом сел, и, нащупав под кроватью свои кроссовки, стал обуваться. Прежде чем заснуть вчера он даже не разделся, упал прямо в джинсах и майке. «Зато одеваться не надо», - усмехнулся про себя Иван.
- Чай будем пить, или сразу пойдём? – Игорь тоже вскочил с кровати, сладко потягиваясь. Его крепкий и сильный член довольно топорщился под длинными семейными трусами в цветочек. «Сука!» - подумал Иван.
- Я сейчас умоюсь, и пойдём, - захватив с собой общежитское вафельное полотенце непервой свежести, Иван вышел в коридор.
Мужская туалетная комната общежития студентов-механиков, которая одновременно служила и курилкой, по утрам представляла собой жалкое зрелище. Особенно впечатляло увиденное в те дни, когда у обитателей общаги появлялись деньги. Сейчас, осенью, когда одни приехали с практики, другие из стройотрядов, а первокурсники просто из дома – деньги водились у всех, и посему гулянки и всевозможные празднования случались каждый вечер. А утром многострадальный туалет походил на бордель после пожара и потопа одновременно. На трёх из пяти раковин были сорваны вентили у кранов, и потому вода из них лилась денно и нощно. Ведро, приспособленное под пепельницу, было перевёрнуто и по всему полу валялись окурки. Из пяти кабинок по назначению можно было использовать только три: в одной унитаз был забит, в другой просто расколот, а у двух из оставшихся трёх годных к эксплуатации двери были сорваны с петель. Осторожно переступив, разлившуюся прямо перед входом лужу то ли воды, то ли мочи, Иван зашёл в одну из кабинок. В унитазе плавали использованный презерватив и клочок окровавленной ваты. «Затычка» не произвела на Ивана никакого впечатления, видно, где-то у соседей ночует девушка, состояние здоровья которой явно не располагало к сексу, а вот гондон удивил. В первой половине 80-ых использование мужчиной презерватива было такой же диковиной, как и применение, женщиной, в критические дни, прокладки или тампона. Но это была не вина их, а беда. Иван, пытаясь смыть своей струей, эти атрибуты половой жизни общаги, думал «как ему теперь быть». Как ему себя вести с другом, который переспал сегодня ночью с его девушкой.
