Если я услышу еще хоть что-то про веретена, то наверняка умру!
С самых первых дней моего появления на свет в замке под страхом смерти запретили держать веретена. И не только в замке. Во всем королевстве. Если верить взрослым, моим первым произнесенным словом было «веретено», а уже потом «мама» и «папа». Я не слишком сомневаюсь в этом. Слово, обозначавшее запретный предмет, постоянно звучало в моем младенческом окружении, и неудивительно, что именно его произнесли мои юные уста.
— Талия, мое дорогое дитя, ты никогда не должна притрагиваться к веретену, — говорила мама, укладывая меня спать.
— Не притронусь, мамочка.
— Vous devez ne jamais toucher un axe,(Вы никогда не должны притрагиваться к веретену (фр.).) — твердил мне учитель французского языка.
— Не притронусь, господин учитель, — по-английски отвечала я.
— Если вы вдруг заметите веретено, обойдите его стороной, — наставляла меня служанка, когда я выходила за ворота замка.
Одну меня никуда не пускали, и на прогулки я выходила неизменно в сопровождении гувернантки.
Всем детям из знатных семей, приходившим в замок поиграть со мной, сообщали о строжайшем запрете па веретёна. (А то мало ли, вдруг кто-то вздумает тай ком пронести с собой веретено, считая его забавной игрушкой!) Слуг и служанок, прежде чем допустить ко мне, тщательно обыскивали. Даже крестьянам запрещалось держать у себя дома веретёна, и потому прясть в королевстве было некому. Всю пряжу и даже нитки закупали за пределами королевства. Это создавало множество неудобств и тяжким бременем ложилось на нашу казну.
Однако я только слышала о злополучных веретёнах, но никогда их не видела. Даже на картинке. Поэтому, если бы мне и попалось веретено, сомневаюсь, чтобы я его узнала. Только вряд ли оно мне когда-нибудь попадется.
Помню, я была еще совсем маленькой, когда спросила у мамы:
— Но почему я должна остерегаться веретён?
— Должна, и все, — ответила мама.
Наверное, она не хотела меня пугать.
— Но почему? — не успокаивалась я.
Мама вздохнула.
— Детей должно быть видно, но не слышно.
Тем не менее я продолжала свои «почему», пока мама не ушла, сославшись на головную боль. После ее ухода я переключилась на госпожу Брук — свою гувернантку.
— Скажите, почему мне нельзя дотрагиваться до веретён?
Госпожа Брук скорчила болезненную гримасу. Она знала: отчитывать королевских детей запрещено. Правда, мой отец был гуманным правителем, и при нем никому не отрубили голову. Тем не менее госпожа Брук рисковала если не головой, то своим местом гувернантки.
— Это запрещено, — выдавила из себя госпожа Брук.
