Окно было распахнуто, и в комнату залетела тощая измождённая птица. Несколько взмахов чёрными потрёпанными крыльями, хлоп-хлоп… Окно открыто — и вот она уже здесь. Было бы окно закрыто — значит не судьба ей найти кров. Устало взмахивая крыльями, птица залетела в раскрытое кухонное окно квартиры Гарри Когана, расположенной на последнем этаже жилого дома по 1-ой Авеню недалеко от нижней Ист-Ривер. На стене висела клетка улетевшей канарейки, её дверца была распахнута настежь. Но эта чёрная длинноклювая птица, со своей взъерошенной головой и печальными, слегка косящими глазами, так напоминавшая истрёпанную ворону, приземлилась на стол, если не прямо на аппетитную баранью отбивную Когана, то совсем рядом. Это случилось год назад жарким августовским вечером, когда хозяин дома, торговец морожеными продуктами, его жена и маленький сынишка сидели за ужином. Коган — грузный мужчина с волосатой грудью, в шортах на здоровенных мясистых ногах. На Эди был надет лифчик от красного купальника и жёлтые шортики, которые лишь слегка скрывали её стройные ножки. Своего десятилетнего сына Морриса, названного так в честь отца Эди, они звали просто Мори. Он был милым, хотя и не очень смышлёным ребёнком. Вся семья вернулась в город после двухнедельной поездки к матери Когана, которая была тяжело больна и находилась при смерти. Они хорошо проводили время в Кингстоне, в Нью-Йорке, но были вынуждены вернуться в Бронкс, узнав о болезни матери.
— Прямо на стол! — вскрикнул Коган, опуская свой пивной бокал и пытаясь со всей силы ударить птицу.
— Ах ты сучёнок!
— Гарри, выбирай выражения! — перебила его Эди, с опаской поглядывая на маленького Мори, который внимательно следил за всем происходящим.
Птица хрипло каркнула и, тяжело взмахнув своими перепачканными крыльями с взлохмаченными перьями, взгромоздилась на открытую кухонную дверь, уставившись вниз:
— Гева-а-алт! Погр-р-ром!
— Смотрите, это говорящая птица! — удивлённо вскрикнула Эди.
— Да ещё и по-еврейски! — добавил Мори.
— Ишь, какой умник! — буркнул Коган. Он обглодал отбивную и положил на тарелку кость. — Ну, если ты можешь говорить, скажи-ка ты мне, что ты здесь забыл. Чего тебе надо?
— Если у вас нет лишней бараньей отбивной, я не побрезгую и кусочком селёдки с крошкой хлеба. Ведь одной духовной пищей сыт не будешь, — изрекла птица.
— Это тебе не ресторан! — ответил Коган. — Я спрашиваю, что привело тебя по этому адресу?
— Окно было открыто, — со вздохом сказала птица и спустя мгновение добавила: — Я убегаю. То есть я улетаю, конечно, но в то же время я бегу, спасаюсь от преследования.
