Уличные птицы (грязный роман) - Верховский

Уличные птицы (грязный роман)

Его зовут Граф (хотя, как его зовут, разницы большой нет). Он вылупляется на свет из комы, и отныне способ его существования – преодоление законов притяжения, жестоких закономерностей Жизни и Смерти, создание своей «прозрачной» реальности без пут Обмана и оков условностей. Граф не фиксируется на образе жизни и социальном статусе. В отличие от многих, он всегда помнит, что он гость на этом празднике жизни. Его взаимодействие с окружающим миром, и в частности социумом устроено так же как взаимодействие медитирующего японца с садом камней - сознание не замутнено вопросами денег, карьеры, связей, приличий, уюта, социальной определенностью.

Читать Уличные птицы (грязный роман) (Верховский) полностью

Толе Гаврилову посвящается.

В тексте:

буква [r] – раскатистое горловое (грассирующее) Р

буква [g] – мягкое «малоросское» Г

авторская пунктуация

табуированная лексика


Черные кости у белых ворон,

Рваные раны у старого волка.

О, я тоже был юн и влюблен,

Но у белых ворон всегда черные кости.

Кувыркалась маленькая девочка в песочнице, наклонялась, упиралась светлой кудрявой головкой в песок, взмахивала кукольными ручками и... опрокидывалась на спину, морщилась, песок попадал в рот и глаза, отплевываясь, снова занимала исходную позицию.

Жирные старухи, развалившись на лавке, жмурились, мерзко раскорячивали колени, как во сне шевелили слюнявыми губами, пережевывая падаль прошлогодних кухонных страстей, и не замечали, как маленький человек, без задней мысли, манипулирует ими - старыми гнилыми грибами, да что ими - всем миром, легко и непосредственно ставя его с ног на голову.

Многие из нас вертели реалиями, пока время не пронзило каждого, как шашлык, пригвоздив к тому, что мы называем действительностью. Бедные сумасшедшие - они, как свежепойманные, но уже насажанные на иголку жуки, бьются, раскачивая время, безвозвратно калеча свои нежные органы о сталь игл. Лишь добрые докторы помогают им, вливая в их пасти и вены бетон времени, крепя их крылья приборами и шприцами намертво к телу реальности, дабы сохранить драгоценные пыльцу и хитин.

Неподалеку от дома, в который, как я не рвался прочь, меня все время возвращал водоворот жизни, была старая-престарая баня, а может не столь старая; просто по сравнению с ней я был пацан. К бане было пристроено непонятное сооружение, серое оштукатуренное, в форме цилиндра, высотой с двухэтажный дом, и метров десять в диаметре, без дверей и окон, только со специальными дырами, и выступающими на локоть несколькими толстыми зарешеченными трубами; из труб и дыр не прекращая валил с шумом густой белый пар. Сначала я боялся, точнее, испытывал содрогание находясь около этой, стоящей рядом с баней, в середине плотно населенного жильцами квартала, материальностью. А потом, мы за клубами пара уединялись, и рассматривали "порнографию" – фотки, на которых с трудом различались очертания человеческих фигур...

Помню свой день рождения: молодая мама, торт, много ребят, которых я зачем-то наприглашал...

Как мне кажется, я еще тогда заметил, что во всем этом, то есть во Всем, во Всем Вообще, есть какой-то Обман, во всем происходящем, чертовски простой, как пар неуловимый; но если начинаешь думать о Нем, пытаться уличить Его, Он мгновенно реагирует, защищается, парализуя человеческий мозг шокирующим образом Смерти.