Крылья чёрные

"Мы должны признать, что нравственная

ответственность за совершившееся

лежит на нас, т. е. на блоке Государственной Думы.

Вы знаете, что твёрдое решение

воспользоваться войной для производства

переворота было принято нами после начала войны.

Вы знаете также, что наша Армия должна была

перейти в наступление, результаты коего сразу в

корне прекратили бы всякие намёки на

неудовольствие и вызвали бы в стране взрыв

патриотизма и ликования. Вы понимаете теперь,

почему в последнюю минуту я колебался дать своё

согласие на производство переворота, понимаете

также, каково должно быть моё внутреннее

состояние в настоящее время. История проклянёт

вождей так называемых пролетариев, но проклянёт

и нас, вызвавших бурю. "Что же теперь делать?" -

спросите Вы. Не знаю, т. е. внутри мы оба знаем, что

спасение России в возвращении к Монархии…

Всё это ясно, но признать этого мы не можем.

Признание есть крах всего дела, всей нашей жизни,

крах всего мировоззрения, которого мы являемся

представителями"…

Из письма П.Милюкова П. Долгорукому

Свет тёплого мартовского солнца проникал сюда, в залу Таврического дворца, преломляясь в пылинках. Какое это было чудесное зрелище! Словно бы покрывало из лучей далёкого светила лежали на этом прежде кипевшем страстями сотен людей месте. А сейчас здесь было пусто. Только…Нет, постойте! Один человек здесь всё же был.

Он раскрыл двери зала заседаний, на мгновение замерев: оглядывал места былых словесных битв. Что это был за человек? С виду (если верить одежде - мундиру Гвардейского флотского экипажа) - морской офицер, причём боевой. Ни медалей, ни орденов не носил. Шевелюра его, короткая, была умело уложена, щёточка усов топорщилась из-под носа. Плечи налились неведомо откуда взявшейся силой, едва офицер взглянул на кресло председателя Дум. Нечто загадочное мелькнуло в глазах его, ввалившихся от усталости и недосыпа. Всем телом подался он было к этому креслу, чуть позади кафедры, устроенному на "капитанском мостике" - полукруглом возвышении, огороженном деревянной стеночкой. Однако же одинокий посетитель замер, так и не решившись занять пустующее место. Вместо этого усатый офицер занял место прямо напротив. Он уютно устроился в кресле первого ряда. О чём он думал? Кого вспоминал? Чему улыбался, многозначительно, с затаённой горечью?

Может быть, он вспоминал заседание Государственной Думы, состоявшееся здесь почти год назад? То самое, знаменитейшее, заседание, на котором было избрано новое правительство и объявлено "думское доверие" регенту, Великому князю Кириллу Владимировичу?