Всеволод Вячеславович ИВАНОВ
ПОДКОВА
Рассказ
I
Перемеченные огнем снарядов - красные, кроваво-красные и тяжелые, низко обламывались облака над городом. Невнятные гулы шли по деревянным тротуарам, между досок их - мокрая, седая осенняя трава. Люди в узких деревянных щелях домов; слышен шепот:
- Через Сусловицу перешли...
- Сначала коммуну бить... начнут...
- Говорят, всех прощают, только масштабы их признавай...
- Какие масштабы?
- Господи, а мы-то при чем?..
В этот вечер, когда калечили облака желтые - пахнущие углем и серой снаряды, когда солнце в маслянистой крови - как незарубцованная рана, уездный кузнец Василий в горне варил картошку. Был он подслеповат - не от кузнечной, а от портняжной работы; от болезни глаз и в кузнецы пошел.
Кузница была под горой - "на подоле"; ниже - город; выше, на горе кладбище. Почему кладбище на горе, а не город - неизвестно. Живым и так весело, а мертвецу с горы лучше видно: может быть, так думали?
Подручный Ерошка - кузнец всех подручных Ерошками звал - качал мехи. Голосенко у него какой-то подтянутый, словно пищали мехи или скрипела сухая кожа. Грызя полусырую картошку, махал он тонкой, как ремень, рукой и спрашивал:
- А обозы белу муку скоро повезут? Утикают...
- Муки белой не полагается, муку белую едят белые, а нам надо исть муку черную.
Кузнец погнул в пальцах изржавевший жестяной обручишко, изорвал его в куски и бросил в угол. Обошел вдоль сен, выглянул, вдохнул сладковатой сырости и захлопнул торопливо дверь.
- В городе-то - тьма, даже в тюрьме огня нету. Ты картошку не проследи, уплывет... Белые поди сегодня придут, надо б домой идти. Пущай здесь убивают, одна могила, да и та хоть своя, а?.. Всех трудящихся чересчур, говорят, убивают. Возьмут нас, Ерошка, да и повесят вот тут, в станке на перекладинах, где коней куем.
- А за ноги вешают? У которых шея поди тонкая, не выдержит, дяденька?
- Проси - повесят за ноги.
- А на том свете в рай попадем?
Василий оттянул котелок, щеточкой попробовал картошку. Седоватая бороденка отсырела и запахла табаком. Ему захотелось курить, он поскоблил в карманах.
- А на этом свете в рай хочешь?
- Хочу.
- Давай табаку, дорогу расскажу.
Ерошка выпустил ремень меха и сказал медленно:
- Я некурящий.
Подумал и, подхватывая ремень, кашлянул тихонько:
- У нас, дяденька, парнишки порешили в бога не верить.
- Ишь!
- Большевики в бога не верют... Кипит!..
- Кипит. Доставай.
В крестах, на горе, ухнуло и посыпало мелким треском.
- Бонба, - сказал боязливо Ерошка.
- Ешь, пока картофель горяч.
А сам кузнец не стал есть. Разломил, понюхал: пахнуло сыростью. Отложил. Поднялся и вдруг, ссутулясь, накрыл корчагой угли в горне. Ерошка зачавкал медленнее:
