Бёрт нарочно включил радио погромче: назревала очередная ссора, и он надеялся таким образом ее избежать. Очень надеялся.
Вики что-то сказала.
– Что? – прокричал он.
– Можно сделать потише? Ты хочешь, чтобы у меня лопнули барабанные перепонки?
У него уже готов был вырваться достойный ответ, но он вовремя прикусил язык. И сделал тише.
Вики обмахивалась шейным платком, хотя в машине работал кондиционер.
– Где хоть мы находимся?
– В Небраске.
Она смерила его холодным, словно бы ничего не выражающим взглядом.
– Спасибо. Я знаю, что мы в Небраске. Нельзя ли поточнее?
– У тебя на коленях дорожный атлас, можешь посмотреть. Ты ведь умеешь читать?
– Ах как остроумно. Вот, оказывается, почему мы свернули с автострады. Чтобы на протяжении трехсот миль разглядывать кукурузные початки. И наслаждаться остроумием Бёрта Робсона.
Он стиснул руль так, что побелели костяшки пальцев. Еще чуть-чуть, и он бы съездил по физиономии бывшей королеве студенческого бала. Мы спасаем наш брак, подумал он про себя, как спасали свиньи вьетконговские деревни.
– Вики, я проехал по шоссе пятнадцать тысяч миль. От самого Бостона. – Он тщательно подбирал слова. – Ты отказалась вести машину. Хорошо, я сел за руль. Тогда…
– Я не отказывалась! – запальчиво воскликнула Вики. – Я не виновата, что у меня начинается мигрень, стоит мне только…
– Тогда, – продолжал он с той же размеренностью, – я спросил тебя: «А по менее оживленным дорогам ты могла бы вести машину?» Ты мне ответила: «Нет проблем». Твои слова: «Нет проблем». Тогда…
– Знаешь, я иногда спрашиваю: как меня угораздило выйти за тебя замуж?
– Ты задала мне вопрос из двух коротких слов.
Она смерила его взглядом, кусая губы. Затем взяла в руки дорожный атлас и принялась яростно листать страницы.
Дернул же меня черт свернуть с шоссе, подумал Бёрт, мрачнея. Вот уж некстати. До этой минуты они оба вели себя весьма пристойно, ни разу не поцапались. Ему уже начинало казаться, что из этой их поездки на побережье выйдет толк: поездка была затеяна как бы с целью увидеть семью Викиного брата, а на самом деле, чтобы попытаться склеить осколки их собственной семьи.
Стоило ему, однако, свернуть с шоссе, как между ними снова выросла стена отчуждения. Глухая, непробиваемая стена.
– Ты повернул после Гамбурга, так?
– Так.
– Теперь до Гатлина ни одного населенного пункта, – объявила она. – Двадцать миль – ничего, кроме асфальта. Может, хотя бы в Гатлине перекусим? Или ты все так замечательно спланировал, что у нас, как вчера, до двух часов не будет во рту маковой росинки?
