Херсонский Борис Григорьевич родился в 1950 году. Окончил Одесский медицинский институт. Заведует кафедрой клинической психологии Одесского национального университета. Автор нескольких книг стихов (в том числе переложений библейских текстов). Активно публикуется в журнальной и сетевой периодике. Живет в Одессе.
* *
*
Всплеск вороньего грая. Значит — уже рассвело…
Выходишь за дверь — так оно и есть. Туман
немного рассеялся. Снаружи стекло
окна выглядит мутноватым. В руках стакан
крепкого чая. Стальной подстаканник. Звенит слегка
ложечка: дрожь в руке не унять. Хлебнешь два глотка —
и станет легче. С грохотом черный грецкий орех
падает с ветки на крышу сарая. К черту всех.
Два голодных кота ходят, сужая круги:
старый рыжий и этот, белый, с пробитым лбом.
Надо бы накормить, но не с руки
c ними возиться. Взгляд упирается в дом,
повернувшийся расколовшейся спиной-стеной
к населению, трущему веки, чтобы увидеть ясней
неподвижную маску Одессы. И ты постой,
погляди в пустые глаза, попрощайся с ней.
Нам сказали — все это снесут. Не сказали — когда.
Колонка. Из ржавого крана струйкой вода течет.
Все это рухнет ближе к весне, не причинив вреда
никому, кроме времени. Но время — оно не в счет.
* *
*
*
Железная лестница, ребристые плиты-ступени,
на каждой — название фирмы с твердым знаком в конце.
Галерея. Вход через кухню. Кот лежит в отупенье.
Кнопкой пришпилен католический образок:
Христос в терновом венце.
Жена-полячка ведет меня к мужу-еврею.
Ефим! Доктор пришел! А ну — покажись!
Не понимает. Я сама его подмываю и брею.
А он хоть бы что-то сделал мне за прошлую жизнь!
Конволюты и пузырьки на газете, на табурете.
В газете — портрет, и лицо на этом портрете
возвращает лет на тридцать назад, в такие места,
где все были дети, а вождь был один на свете,
но в кухне уже висела иконка с ликом Христа.
Наверное, текст молитвы на польском, на обороте
образка тридцатых годов не разобрать и в очках.
Сколько вам заплатить? Мне сказали, что вы не берете…
Перламутр-катаракта застыла под лампой в зрачках.
Я гляжу на белый конверт с покойной почтовой маркой
ненавистной страны, от которой не убежать.
Спускаюсь во двор. Прохожу под облезлой аркой.
У ворот целуется парочка. Я не буду мешать…
Маленькая баллада
Его задержала служба береговой охраны
ночью на Ланжероне, обкурившегося травой,
с беспутною голой Ганькой. Он зализывал раны
(письмо в институт, исключение) в беспросветной пивной.
Под пластиковыми столами водку лили в стаканы,
дым стоял коромыслом. Он смеялся и тряс головой.
